захлопнула калитку.
Мы пошли к соседнему дому. Хотели было постучать в калитку, но она оказалась открытой. Мы беспрепятственно вошли в избу. За столом сидели пожилой мужчина и две женщины. Они пили чай. Мужчина вышел навстречу нам и спросил:
— Зачем пожаловали?
— По делу, папаша. Бандитов ловим, — объяснили мы ему.
— Эх, сынки, цыгане одолели, сил больше нет. Пьют, жрут и народ обманывают. Хоть жалобу в Москву пиши. — И он зло плюнул.
— Зачем же в Москву. Есть и ближе места, куда написать можно. Ты бы, папаша, рассказал нам, что цыгане творят, где они. Мы разберемся.
— Да что далеко ходить, — ответил он, — вон санки стоят, вчера вечером прикатили двое с бабой.
— Скажи нам, чей это дом, у которого цыганские сани стоят?
— Известно чей — Нарышкиной. Живет одна, изба большая, вот и держит постояльцев.
Задворками мы подошли к дому Нарышкиной. Снегу было много, вязли по пояс. Подошли к дому. В избе горела керосиновая лампа. Я заглянул в окно. За столом сидело несколько человек. Мы без шума открыли ворота надворной пристройки и через сени вошли в дом.
— Руки вверх! — скомандовал Жаков и направил пистолет на старого цыгана. Но не успел он приказать, как молодой цыган сорвал с потолка керосиновую лампу и бросил на пол. Керосин вспыхнул и наполнил ярким светом всю избу. Началась драка. Старик выхватил нож и занес его над головой Жакова. Но прогремел выстрел, и старик упал. Молодой цыган и цыганка уже лежали на полу связанными. Пуля пробила старику плечо, и он грузно сидел на скамейке, опустив голову.
— Михай, Иван и дочь? — обратился Жаков старику.
— Все правильно, — ответил тот и запустил руку в пышную бороду.
— Цыгане задержаны, — докладывал Жаков начальнику районного отдела милиции Семену Дементьевичу Катальникову, — только к ограблению еще прибавилось убийство цыгана.
— Признались? — спросил Катальников.
— Допрашиваем, — ответил Жаков. — Пистолет и нож отобрали. Сегодня выезжаем в Подольск.
.Михай осунулся, рана дала себя знать, под глазами резко очертились мешки. Он жадно курил папиросу и исподлобья все время смотрел на Ивана. Допрос Михая начался утром. Но одного дня оказалось недостаточно, чтобы только записать все то, что лежало на совести этого цыгана.
— За что цыгана убили? — задали ему вопрос.
— Не воруй у своих, — невозмутимо ответил цыган. — Браслет и кольца украл у дочери, а у нас золото.
— Это как же получается, — спросил я, — у вас красть нельзя, а у других можно?
— Таков цыганский закон. На стороне — пожалуйста. Дед воровал, отец воровал и меня приучил.
— Надо работать и своим трудом деньги зарабатывать, а не воровать.
— Не научили работать, специальности нет. А вот воровать умею. Мы вольную жизнь любим, — продолжал Михай. — Что мне будет? — спросил цыган.
— Прежде чем гадать, что будет, нужно сначала рассказать все. А там уж суд решит по закону — на сколько напакостил, столько и получишь! — сказал я.
— За мной дел мало, — ответил он. — Год всего на свободе. Кур воровал, лошадей уводил, магазин ограбил — вот и все мои дела.
Допрос Ивана и его жены уже не представлял особого интереса. Они не стали «темнить» и все рассказали.
ГИТАРНЫЕ СТРУНЫ
Я сидел в кабинете и разбирал бумаги. Дверь отворилась, и к моему столу подошел начальник районного отдела милиции Александр Алексеевич Туманов. Он обвел глазами лежащие на столе папки с документами и своим бархатистым басом сказал:
— Собирай свои дела и быстро в машину!
Я мигом положил все в стол и уже на ходу прыгнул в открытую дверцу «газика».
Сигналя, машина быстро мчалась по Комсомольскому проспекту к переезду через Курскую железную дорогу. Туманов молчал, но я уже понял, что случилось что-то серьезное. Мы подъехали к полотну дороги, но перед самым нашим носом опустился шлагбаум с красным фонарем посредине.
— Вот всегда так, — пробурчал Туманов, — как что-нибудь серьезное, так на??? тебе — палки в колеса.
Через несколько минут с воем и свистом пролетел мимо нас товарный поезд, и шлагбаум медленно поднялся вверх.
— Наконец-то! А то приедем к шапочному разбору, — продолжал Туманов.
Мы подъехали к силикатному заводу, у конторы которого стояла огромная толпа. Оказывается, они пришли сегодня за зарплатой, но случилось непредвиденное.
К нам подошли директор и главбух, взволнованные и злые.
— Поздновато милиция приезжает грабителей ловить. Их, наверное, давно и след простыл!
— А ты больно быстрый, папаша, — ответил Александр Алексеевич, — быстро знаешь что делают? А тут еще шлагбаумов понаставили. Минут пятнадцать ждать пришлось.
— Лучше скажите, где сторож? — обратился Туманов к директору завода.
— Вот стоит, глаза продирает. Все на свете проспал, стервец.
Мы попросили проводить нас в бухгалтерию, где была совершена кража. В комнате все было в полном порядке, только сейф, стоявший у стены, был открыт, и вокруг пахло тройным одеколоном. Пол на всякий случай, чтобы собака не могла взять след, был посыпан нюхательным табаком.
— Где ключи? — обратился я к кассирше.
— Мои — вот. — Она, открыв сумочку, протянула мне две связки ключей.
— А где вторые экземпляры? — спросил я снова.
— Вторые экземпляры давно потеряны. Даже акт есть. Посмотрите, он лежит в сейфе в маленьком ящике.
Я достал акт. В нем действительно было указано, что ключи потеряны. Я вызвал заведующего специальной частью Полякова. Мы сели в отдельный кабинет, чтобы нам никто не мешал.
— Сколько у вас сейфов на заводе? — начал я допрос.
— Извините, не помню. Как-то ни к чему было считать.
— А кто должен контролировать, как хранятся ценности и документы?
— В общем-то директор и я, — ответил он. — Но обычно у нас создается комиссия по проверке.
— Когда у вас была последняя комиссия?
— Точно не скажу сейчас, но давно, — рассеянно ответил Поляков.
Тогда я пригласил директора и задал ему вопрос:
— Кто должен отвечать за сохранность документов и ценностей и кто должен осуществлять контроль за ними?
— Руководители подразделений, — виновато ответил директор.
— А кто должен отвечать за сохранность ключей?
— Заведующий специальной частью Поляков.
— Нет, — возмутился Поляков, — это не мои функции, и в приказе об этом ничего не сказано.
— Как, по-вашему, называется такое отношение к ценностям и документам? — спросил я директора. — У вас на заводе четыре сейфа и никакого контроля.
— Это наше упущение, вы уж извините.
— Это не упущение, а безответственность, — подсказал я директору нужную формулировку. — Пора
