человекНикак не Дон Жуан и не обманщик,Сама Мария знала лучше всех.Но было б легче от прямых уколов,Чем от предполаганья наугад,Несчастия, участки, протоколы?Нет, нет, увольте. Жаль, что он не фат.Бесило, что его домашний адресЕй неизвестен. Оставалось жить,Рядиться в гнев и врать себе, не зазрясь,Чтоб скрыть страданье в горделивой лжи.И вот, лишь к горлу подступали клубья,Она спешила утопить их грузВ оледенелом вопле самолюбьяИ яростью перешибала грусть.Три дня тоска, как призрак криволицый,Уставясь вдаль, блуждала средь тюков.Сергей Спекторский точно провалился.Пошел в читальню, да и был таков.____________________ А дело в том, что из библиотекиНа радостях он забежал к себе.День был на редкость, шел он для потехи,И что ж нашел он на дверной скобе? Игра теней прохладной филиграньюКачала пачку писем. АдресатРастерянно метнулся к телеграмме,Врученной десять дней тому назад.Он вытер пот. По смыслу этих литер,Он – сирота, быть может. Он связалТекущее и этот вызов в ПитерИ вне себя помчался на вокзал.Когда он уличил себя под ТверьюВ заботах о Марии, то постиг,Что значит мать, и в детском суеверьиШарахнулся от этих чувств простых.Так он и не дал знать ей, потому чтоС пути не смел, на месте ж – потому,Что мать спасли, и он не видел нуждыДвух суток ради прибегать к письму.Мать поправлялась. Через две недели,Очухавшись в свистках, в дыму, в листве,Он тер глаза. Кругом в плащах сидели.Почтовый поезд подходил к Москве.____________________ Многолошадный, буйный, голоштанный...Скорей, скорей навстречу толкотне! Скорей, скорее к двери долгожданной!И кажется – да, да! Она в окне! Скорей, скорей! Его приезд в секрете.А вдруг, а вдруг?.. О, что он натворил!Тем и скорей через ступень на третьюПо лестнице без видимых перил.Клозеты, стружки, взрывы перебранки,Рубанки, сурик, сальная пенька.Пора б уж вон из войлока и дранки.Но где же дверь? Назад из тупика! Да полно, все ль еще он в коридоре?Да нет, тут кухня! Печь, водопровод.Ведь он у ней, и всюду пыль и мореСнесенных стен и брошенных работ!
8
Прошли года. Прошли дожди событий,Прошли, мрача Юпитера чело.Пойдешь сводить концы за чаепитьем, —Их точно сто. Но только шесть прошло.Прошло шесть лет, и, дрему поборовши,Задвигались деревья, побурев.Закопошились дворики в пороше.Смел прусаков с сиденья табурет.Сейчас мы руки углем замараем,Вмуруем в камень самоварный дым,И в рукопашной с медным самураем,С кипящим солнцем в комнаты влетим.Но самурай закован в серый панцирь.К пустым сараям не протоптан след.Пролеты комнат канули в пространство.Зари не будет, в лавках чаю нет.Тогда скорей на крышу дома слазим,И вновь в роях недвижных вереницМосква с размаху кувыркнется наземь,Как ящик из-под киевских яиц.Испакощенный тес ее растащен.Взамен оград какой-то чародейОгородил дощатый шорох чащиЖивой стеной ночных очередей.Кругом фураж, не дожранный морозом.Застряв в бурана бледных челюстях,Чернеют крупы палых паровозовИ лошадей, шарахнутых врастяг.Пещерный век на пустырях щербатыхПонурыми фигурами пронырНапоминает города в Карпатах:Москва – войны прощальный сувенир.Дырявя даль, и тут летали ядра,Затем что воздух родины заклят,И половина края – люди кадра,И погибать без торгу – их уклад.Затем что небо гневно вечерами,Что распорядок штатский позабыт,И должен рдеть хотя б в военной рамеВоенной формы не носивший быт.Теперь и тут некстати блещет скатертьЗимы; и тут в разрушенный очаг,Как наблюдатель на аэростате,Косое солнце смотрит натощак.____________________ Поэзия, не поступайся ширью.Храни живую точность: точность тайн.Не занимайся точками в пунктиреИ зерен в мере хлеба не считай.Недоуменьем меди орудийнойСтесни дыханье и спроси чтеца:Неужто, жив в охвате той картины,Он верит в быль отдельного лица? И, значит, место мне укажет, где бы,Как манекен, не трогаясь никем,Не стыло бы в те дни немое небоВ потоках крови и шато д'икем? Оно не льнуло ни к каким Спекторским,Не жаждало ничьих метаморфоз,Куда бы их по рубрикам конторскимПозднейший бард и цензор ни отнес.Оно росло стеклянною заставойИ с обреченных не спускало глазПо вдохновенью, а не по уставу,Что единицу побеждает класс.Бывают дни: черно-лиловой шишкойНад потасовкой вскочит небосвод,И воздух тих по слишком буйной вспышке,И сани трутся об его испод.И в печках жгут скопившиеся письма,И тучи хмуры и не ждут любви,И все б сошло за сказку, не проснись мыИ оторопи мира не прерви.Случается: отполыхав в признаньях,Исходит снегом время в ноябре,И день скользит украдкой, как изгнанник,И этот день – пробел в календаре.И в киновари ренскового солнцаДымится иней, как вино и хлеб,И это дни побочного потомстваВ жару и правде непрямых судеб.Куда-то пряча эти предпочтенья,Не знает век, на чем он спит, лентяй.Садятся солнца, удлиняют тени,Чем старше дни, тем больше этих тайн.Вдруг крик какой-то девочки в чулане.Дверь вдребезги, движенье, слезы, звон,И двор в дыму подавленных желаний,В босых ступнях несущихся знамен.И та, что в фартук зарывала, мучась,Дремучий стыд, теперь, осатанев,Летит в пролом открытых преимуществНа гребне бесконечных степеней.Дни, миги, дни, и вдруг единым сдвигомСобытье исчезает за стенойИ кажется тебе оттуда игомИ ложью в мертвой корке ледяной.Попутно выясняется: на светеНи праха нет без пятнышка родства:Совместно с жизнью прижитые дети —Дворы и бабы, галки и дрова.И вот заря теряет стыд дочерний.Разбив окно ударом каблука,Она перелетает в руки черниИ на ее руках за облака.За ней ныряет шиворот сыновний.Ему тут оставаться не барыш.И небосклон уходит всем становьемОблитых снежной сывороткой крыш.Ты одинок. И вновь беда стучится.Ушедшими оставлен протокол,Что ты и жизнь – странные вещицы,А одинокость – это рококо.Тогда ты в крик. Я вам не шут! Насилье!Я жил как вы. Но отзыв предрешен:История не в том, что мы носили,А в том, как нас пускали нагишом.____________________
