Младенец мертвый в саване спал,Над ним вдова не спала.Спала ее мать. Течение вспятьБуря в проливе гнала.Вдова смеялась над бурей и тьмой.«Мой муж утонул в волне,Мой ребенок мертв, — шептала она, —Чем еще ты грозишься мне?»И она глядела на детский труп, —А свеча почти оплыла, —И стала петь Отходную Песнь,Чтоб скорей душа отошла.«Прибери Богоматерь в ненастную ночьТебя от моей грудиИ постель застели твою…» — пела она,Но не смела сказать «Иди!».И тут с пролива донесся крик,Но стекла завесила мгла.«Слышишь, мама! — сказала старухе она. —Нас душа его позвала!»Старуха горько вздохнула в ответ:«Там овца ягнится в кустах.С чего бы крещеной безгрешной душеЗвать и плакать впотьмах!»«О ножки, стучавшие в сердце мое!О ручки, сжимавшие грудь!Как смогут дорожку они отыскать?Как смогут замки отомкнуть?»И постлали они простыню у дверейИ лучшее из одеял,Чтоб в холод и тьму не продрогнуть ему.Но плач во мгле не смолкал.Вдова подняла засов на дверях,Взгляд напрягла, как могла,И открыла дверь, чтоб душа теперьБез помехи прочь отошла.Во тьме не мерцали ни искра, ни дух,Ни призрак, ни огонек.И «Ты слышишь, мама, — сказала она, —Он зовет меня за порог!»Старуха пуще вздохнула в ответ:«Скорбящий глух и незряч, —Это крачки испуганные кричатИли чайки заблудшей плач!»«Крачек ветер с моря прогнал в холмы,Чайка в поле за плугом идет;Не птица во тьме послышалась мне —Это он меня в ночь зовет!»«Не плачь, родная моя, не плачь,У младенца пути свои.Не дает житья тебе скорбь твояИ пустые руки твои!»Но она отстранила мать от дверей:«Матерь Божия, быть посему!Не пойду — спасенья душе не найду!»И пошла в зовущую тьму.
