щербинами вместо зубов, повернулся к Исси:
— Такой же, как ты, умирает. Его плоть посвятили Смерти. Ты услышишь, как он захрипит и испустит последний вздох. Твоя кровь от этого станет густой и холодной — и особенно вкусной. С новой сменой светил ты будешь готов к обряду.
Стражники быстро ушли. Все опять стало тихо.
Сколько мальчик помнил Крутиклуса, столько его боялся: лекарь ему угрожал, делал больно, использовал. Но теперь где-то здесь, в темноте, рядом, совсем рядом с Исси, лекаря ела Смерть — медленная, неотвратимая, торжествующая, мучительная. Лекарь трудно дышал.
— Исси…
Исси вздрогнул.
— Я умираю… — голос сипел и срывался. — Мне очень страшно, Исси. Не оставляй меня… Посиди со мной рядом.
Исси непроизвольно подался вперед. Мышь беспокойно задвигалась у него на руке, перебирая лапками.
— Исси, сжалься, — в горле Крутиклуса что-то булькнуло. — Здесь слишком душно. И темно. Я не вижу тебя.
Исси не смог подняться на ноги, его била сильная дрожь. Он опустился на четвереньки и подполз туда, где лежал умирающий.
— Дай мне тебя увидеть. Дай мне света. Чуть-чуть. На прощание.
Исси судорожно вздохнул.
— Света! Смилуйся! Света!
Мальчик, стуча зубами, стянул перчатки. Мышь сорвалась с места и закружилась по клетке. Теплый свет разлился вокруг, и Исси увидел лекаря. Кожа его посинела, глаза провалились. Крутиклус усох и уменьшился. Длинные пальцы, как черви, ногтями цеплялись за землю.
— Пожалей меня, Исси. Силы… Силы уходят, — он застонал.
Мышь кружилась по клетке стремительней и стремительней. Но Исси уже не видел ее и ничего не чувствовал. Ничего, кроме боли Крутиклуса. Эта боль проникла прямо в его сердцевину, колола острой иглой и порождала жалость. Жалость — щедрая и печальная, как вода в половодье, изнутри затопила Исси. По рукам побежало тепло, свет усилился, вспыхнул — и Исси погладил тощую, посиневшую руку лекаря. Тот облегченно вздохнул:
— Исси… Как хорошо…
Исси снова коснулся лекаря.
— Исси, смилуйся. Дай мне руку.
Исси не смог противиться. Мышь подлетела ближе, задевая его макушку, — словно хотела его оттащить. Тот ничего не почувствовал.
— Ха… Ха-ха-ха! — пальцы Крутиклуса вцепились в одежду Исси. Лекарь неожиданно сел. — Смотрите! Этот мальчишка! У него золотые руки! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — Глаза Крутиклуса заблестели. — У него золотые руки, и Крутиклус не умер! Ха-ха-ха!
Исси очнулся. Лицо его перекосилось. Он дернулся, вырываясь. Крутиклус опять рассмеялся.
— Куда это ты? Куда? Смотри! Крутиклус не умер! Танцуй со мной, мальчик! Танцуй!
Крутиклус с безумным хохотом начал кружиться по клетке, не выпуская Исси. Исси заголосил от страха и отвращения. Мышь кружила над ними, задевая крылом Крутиклуса. Но лекарь не обращал на нее никакого внимания и хохотал все сильнее.
Горное эхо услышало хохот Крутиклуса. Хохот потряс Казодак. К клетке уже бежали. А лекарь все танцевал.
— Я не умер! Смотрите! Вы выпили мою кровь, но Крутиклус не умер!
Макабреды оцепенели, а потом повалились на землю, закрывая лица руками.
Глава десятая
Новый появился неизвестно откуда. Он был крупным, с мерцающими глазами. Он не понравился Ви, но его все сразу признали. Ба сказал красноглазым: «Вы охотники! Слуги Красного Духа! Я поведу вас на дело!», и они превратились в стаю.
Ба знал очень много слов. Он сказал: «Покажите, на что вы годитесь. Вы не простые псы. Вы рождены из плеши. Вы можете чуять то, что обычным псам не под силу. Вы отправитесь на охоту и отыщете серебристое. Оно прижилось в Лесу и противится красному, противится Духу охоты. Вы убьете его. Вы добудете его сердце и отдадите мне».
В пустых головах красноглазых, как в полусгнивших дуплах, загудели чужие слова. Но Ви не мог разделить их восторга. Да, последнее время он, словно бродячий пес, рыскал в поисках пищи и много слов позабыл. Ему с трудом удавалось объединить двух-трех красноглазых для совместной охоты, а потом они разбегались. Но он помнил старого Ба — того, что погиб в овраге. Тот говорил другое. Ви не мог повторить тех слов — иначе он стал бы Ба. Но он помнил, что те слова называли врага. Врага, а не просто жертву. Враг был большой и сильный. Победа над ним означала господство над Лесом. Новый Ба не хочет господства красноглазых? Зато он желает нарушить старый Закон: сердце съедает тот, кто сломает жертве хребет. Съедает у всех на глазах. Это право убийцы — право на новое знание.
Новый Ба все запутал. Нет, он не нравился Ви. С каждой сменой светил — все больше.
Теперь красноглазые каждую ночь рыскали в поисках серебристого. Но Лес препятствовал им, Лес обманывал их. Ба разражался гневом. Ба сек словами, как прутьями. Они скулили и выли и еще до рассвета заползали в мертвую плешь, оставляя Ба одного — на границе живого и мертвого.
Ба оставался снаружи. Ви заподозрил неладное: он что же — не ищет сил в глубине мертвой плеши?
В этот вечер все изменилось. Юркий, пронырливый Ги нашел серебристую метку. А за ней отыскалась другая. Следы вели к водоему. И Ба объявил водоем местом ночной засады. Следующей ночью им предстояла Большая охота.
Ба сказал, что останется разговаривать с Духом охоты. Остальные пусть отдыхают. Все послушно укрылись в плеши. Но Ви неожиданно для себя не последовал за остальными. Это было опасно. Ви никогда так не делал. Но недоверие и любопытство — что будет делать Ба? — одержали победу над желанием скрыться от Солнца.
Заря ослепила Ви и лишила видимой плоти. Зрение стало слабым, но он сохранил чутье. Пока Ви приходил в себя, Ба куда-то исчез. Ви принюхался: свежий след! Неужели это след Ба? Но это не запах гари. До сих пор красноглазые не замечали, что Ба не пах мертвой плешью. Вот что тревожило Ви! Все красноглазые пахли, и ночью запах гари окутывал стаю, как облако. Ба всегда был внутри, всегда окружен другими, так что отсутствие запаха не выдавало его. К нему не принюхивались. Его слушали, ловили его слова.
Но у нового Ба был запах. Очень слабый, едва различимый. Ноздри Ви шевельнулись. С рассветом на траве заблестела роса, и теперь тайный запах Ба сделался ощутимым. Раздражающий запах живого сохраняют те красноглазые, которых плешь обожгла недостаточно глубоко. Но это не запах пса. Так — Ви ощерился — пахнет живой человек.
Ви принюхался снова, лязгнул зубами и невольно поджал свой хвост: ему знаком этот запах. Это запах воспоминаний, которые плешь не убила. Это запах смертного ужаса, который испытывал Ви.
Он двигался следом за Ба. Запах делался все острее и заставил вспомнить слова, хранившиеся в золе его истлевшей души: «Ишь, присосался! Урод вислоухий. Дай-ка сюда мешок!.. А ну, пристрели его!»
Слова, слова, слова! Как много забытых слов!
Слова порождали ненависть. Ви ненавидит Ба?
Мир делался все светлее. Свет действовал разрушительно. Дальше бежать нельзя. Иначе Ви не хватит сил добраться до мертвой плеши. Он уже хотел повернуть, когда поднявшийся ветер донес до него новый запах. Ви остановился и посмотрел туда, откуда примчался ветер. Видел он очень плохо, но сумел
