различить человека. Тот стоял, прислонившись к дереву, и поигрывал прутиком. Ба двигался прямо к нему: не бежал, не пугал, не прыгал. Не хотел сломать ему шею. Ба — Ви сначала себе не поверил — полз к человеку на брюхе. А когда оказался рядом, стал лизать его ноги.
Солнце влезло на верхушки деревьев, насмехаясь над плешеродцем и лишая его возможности видеть. Ви, пошатываясь, двинулся в сторону мертвой плеши. Но запахи — запах смертного ужаса и запах того человека, к которому Ба полз на брюхе, — преследовали его. Даже тогда, когда Ви погрузился в спасительную черноту.
Ви проспал начало Охоты. Силы, съеденные рассветом, медленно возвращались. Но вместе с силами к Ви возвращались слова, много слов прошлой ночи: «А ну, пристрели его! Пристрели, кому говорю!» и то, что когда-то говорил ему старый Ба: «Двуногий убийца решил, что стал Хозяином Леса! Но на него найдется другой жестокий охотник».
Ви нравятся эти слова. Это красиво. А Ба, теперешний Ба, он таких слов не знает.
И Ви ненавидит Ба. За то, что Ба не так пахнет.
Ненависть к Ба нарастала по мере того как Ви ощущал: силы его прибывают. Он высунул влажный язык и выполз из плеши наружу.
Ви еще не знал, что будет делать. Пока он просто бежал, вынюхивая Охоту и стараясь не приближаться. По тому, как Лес задрожал, он понял: красноглазые взяли след и настигают жертву — ту, что наметил Ба.
Ви выскочил к водоему — чуть левее других.
Жертва, которую они гнали, лежала у кромки воды, ухватившись за камыши и дышала со свистом: хотела укрыться в озере, но, видимо, поскользнулась. А подняться на ноги у нее уже не было сил. Самое время — прыгать. Упавшую жертву можно сразу не убивать. Можно еще заставить ее закричать. Но красноглазые медлят. Словно какая-то сила пригвоздила их к месту.
Ви подбежал поближе и вскочил на поваленный ствол.
На открытом месте, между озером и плешеродцами, закрывая собою жертву, высился Белый Лось. Белый до слепоты. Он, угрожая, опустил свою голову и медленно двинулся на плешеродцев. Те, огрызаясь, попятились. Неожиданно Лось сделал рывок вперед, и сразу два плешеродца с пропоротыми животами отлетели в кусты. Раздался вой, срывающийся на визг. Плешеродцы скулили, выдавая свою собачью природу.
Ви спрыгнул с дерева и приблизился к стае. Ба должен что-то сделать. Что-то сказать охотникам.
Но у Ба в голове — пустота. Ви неожиданно понял: Ба растерял все слова. Только два, как тяжелые камни, катались в мозгу у Ба: «Белый Лось! Белый Лось! Белый Лось!» Человеческий запах Ба сделался ощутимым. Шерсть на загривке Ви встала дыбом:
— Это Ба виноват! Он неправильно выбрал жертву. Он — пустое дупло. Он ничего не может, — Ви посылал слова в головы красноглазых.
Те обернулись, отыскивая его взглядом.
— Я покажу настоящую жертву. Я буду вашим Ба. Сердце получит тот, кто настигнет добычу первым. Смерть врагу — человеку!
— Смерть врагу — человеку! — отозвались ему уцелевшие. Слова оказались понятными, точными и вдохновенными.
Ви развернулся и побежал, не оглядываясь. Стая двинулась следом за ним. А он уже знал, как страшно отомстит знакомому запаху — запаху смертного ужаса.
Ба бросился следом за стаей. Ба пытался прорваться к Ви, но его оттеснили другие, ощерившись и рыча. И Ви со сладостным чувством понял: бывший Ба разгадал его план и — испугался. Ви почувствовал в воздухе привкус чужого страха. Ви почувствовал сладость в пасти — это лучше, чем свежая кровь. Лучше, чем плоть добычи. Вот в чем истинное призвание красноглазых охотников: мстить, вызывая страх!
Ви уверенно вел свою стаю. Он знал, что в знакомом месте увидит того человека, которому служит Ба, — и увидел его. Тот его тоже увидел и сначала не испугался. Потому что не понял…
Ви готовился прыгнуть. Но бывший Ба прыгнул раньше — невозможным огромным прыжком преодолел расстояние между стаей и человеком. Бывший Ба и Ви столкнулись в прыжке.
Ви отлетел назад. Бывший Ба стоял, закрывая собой человека. Шерсть его страшно вздыбилась, он оскалился и зарычал. Но уже проиграл. Он забыл о том, что слова могут быть страшнее зубов. Он чувствовал себя псом. Псом — не Хозяином Леса.
Глаза у Ви вспыхнули гневом:
— Этот пес не помечен плешью. Разорвите урода на части!
Ба убили не сразу. Он отчаянно сопротивлялся и дал человеку уйти.
Но Ви не тревожился по поводу этой жертвы. Он нанес последний удар и на правах убийцы выел сердце прежнего Ба. После этого стая пустилась в погоню. Человек метался по Лесу. Видимо, он заблудился. Новый Ба наслаждался человеческим страхом, смаковал смертный ужас, впитывал его кожей. Но решил отказаться от простого убийства. Они могут загнать человека в мертвую плешь. Плешь получит новую пищу и родит на свет плешеродца.
Глава одиннадцатая
— Правитель! Они бегут! Мы обратили их в бегство!
Ураульф не обманывался: эта победа — мнимая. С начала войны им с огромным трудом удавалось удерживать ящеринов на выжженной полосе, которую те захватили до прибытия островитов. Но прогнать их, разбить окончательно не удавалось. По вечерней прохладе, перед сменой светил ящерины теряли в силе, становились медлительными, и воины Ураульфа могли отбивать их атаки. Ночью наступала короткая передышка. Но как только красное Солнце выбиралось на Небо и накаляло землю, в мареве на горизонте появлялись новые ящерины. Они сражались беззвучно, умирали хладнокровно, убивали безжалостно. В их круглых желтых глазах отражался только песок. Раскаленный песок.
И они несли с собой зной — мучительный, неодолимый. Это было страшнее всего. От дыхания ящеринов трава становилась жухлой, листья скручивались и желтели, мелкие лужицы пересыхали. Ящерины могли отступать — зной же не отступал. Он накапливался под корою высушенных стволов, в помертвевшем подлеске, в трещинах по краям еле живого болотца.
Без помощи Ветра защитники острова не выстояли бы ни дня. Ветер боролся со зноем, делал его терпимым — но не мог сражаться без передышки. Он слабел и терял свою свежесть, пропитывался гарью. Его требовалось отпускать. Ветер летел на Север, кувыркался в снегу, погружался в талые воды, впитывал холод и влагу…
И он не всегда успевал вернуться к началу битвы. Тогда Ураульфу казалось, будто он один на один борется с Полупустыней…
В пустом безнадежном небе висело красное Солнце. Жар нагревал доспехи. Стремя обжигало ступню сквозь подошву. Пот заливал глаза, а ящерины все напирали.
— Ураульф, ты не выстоишь! Отступай, Ураульф!
Это кто-то сказал? Или ему послушалось?
— Твои люди слабеют! Они изнывают от жажды. Отступай, Ураульф!
Мелкие Духи! Прочь пошли, окаянные!
Если воины Ураульфа отдадут ящеринам рощу, это будет началом конца. Ураульф представил: вот загораются кроны деревьев. Огонь, взлелеянный зноем, поддержанный засухой, въедается в плоть стволов и ищет новые жертвы. А Полупустыня следит за пожаром своим красным глазом… Ради этого он остался в Долине Лосей?
— Не лукавь, Ураульф! Долина — это проклятье. Разве ты хочешь вернуться? Ты решил умереть! Твоя смелость — осколок льдины, тающий в грязной воде. Тебе опостылела жизнь! И ты не жалеешь жизни
