становясь добычей сползав-шихся со всех сторон пауков. Фергюста же, казалось, хранила какая-то сверхъестественная сила. Тропа, по которой он теперь почти бежал, становилась шире и превратилась в абсолютно черную. С нее исчезло все живое, даже ядовитые пауки. Спустя пару часов рядом с герцогом шли всего три человека, да и те валились с ног.
Наконец впереди, обрамленная огромными валунами, пока-залась Чаша Саламандр. Хотя правитель Торинии никогда рань-ше ее не видел, но сразу же узнал. Несомненно это оно -- самое страшное и загадочное место в его владениях. При более внима-тельном взгляде огромные камни складывались в фигуры трех гигантских ящериц, поддерживающих головами каменную чашу. Было ли так на самом деле, или только пригрезилось, теперь неизвестно. Увидел Фергюст и беглецов. Их было всего двое. Впереди шла Лавра. Она, словно ящерица, ловко скользи-ла меж камней, поднимаясь все выше и выше. Герцогиня с каж-дой секундой неотвратимо приближалась к заветной цели. Гюстав же безнадежно отстал. Что заставляло безумца следовать за миледи? Этого, наверняка, не знал и сам маркграф. Каждый шаг давался Поставу с огромным трудом. Наконец, подойдя к невидимой грани, он замер, после чего, медленно обернувшись, посмотрел в лицо приближавшемуся Фергюсту. В его глазах зияла пустота: не было в них ни раскаяния, ни гнева, ни страха. Словно он сам испил до дна наполненную до краев 'чашу забве-ния'. Маркграф медленно сел на большой чёрный камень. Лицо его побагровело, глаза выкатились из орбит, а губы стали черны-ми, подобно камню, на котором он сидел. Золотая цепь, олице-творявшая верховную власть в ныне несуществующем марк-графстве, превратилась в удавку (как бы порадовался, глядя на это зрелище, Асис Юргис). Именно таким видел кузена Фергюст в своем кошмаре в замке Ралина. Приговор судьбы свершился -- Постав Лотширский отошел в мир теней.
Не остановившись возле мертвеца и не испытывая какой-ли-бо радости или чувства удовлетворенной мести, Фергюст после-довал за Лаврой. Она тем временем уже скрылась в огромной каменной чаше. Вскоре к ней добрался и герцог. Последние метры ему пришлось карабкаться на четвереньках. Руки быстро покрылись кровоточащими ссадинами. Уцепившись изувечен-ными пальцами за край чаши, Фергюст заглянул вовнутрь. Вна-чале его поразила абсолютно гладкая, черная зеркального бле-ска поверхность, отражавшая дневной свет. Успел он разглядеть и лежавшую в самом центре жену. Далее последовала вспышка огня. Гигантские языки пламени взметнулись высоко вверх. Одежда Лавры сгорела в миг, но ни крика боли, ни стона. Нао-борот, огонь стал для нее живительным эликсиром. Вначале она присела на корточки, а затем, нагая и невообразимо прекрасная, поднялась во весь рост, протягивая руки к небесам. Герцогиня сама была огнем. Он ласкал и оберегал ее прекрасное тело. Волосы приобрели пламенно-рыжий оттенок, в глазах све-тился экстаз. Внезапно в пламени появились силуэты гигант-ских ящериц. Саламандры исполняли невиданный ранее смерт-ными магический танец. Среди них Фергюст узнал и свою ста-рую знакомую -- Нико. Сейчас она была на вершине могуще-ства и блаженства -- всесильная и неуязвимая. Мифические существа в фейерверке действа время от времени сливались с пламенем воедино, чтобы, разделившись, явиться вновь, изу-мляя своей красотой и грацией.
Порыв Лавры был настолько очевиден, что не оставалось и тени сомнения -- она стремилась всей своей сущностью к огненной стихии. Наступил миг, невидимый барьер пал, и она превратилась в саламандру, сразу влившуюся в искрометный хоровод подруг. Движения танцовщиц все ускорялись. Уже нельзя было выделить в фантасмагории красок и огней отдель-ные фигуры. Последовала яркая вспышка и взрыв. Во все сторо-ны брызнули драгоценные самоцветы. Фергюст же в это мгнове-ние ослеп. Глаза уже не видели, но в мозгу продолжали роиться яркие картины. Он заново проживал жизнь...
...Видел седого Тора и еще совсем молодого отца... Становил-ся правителем герцогства, держа в руках волшебный Перлон... Рыдал вместе с верными Макрели и де Гри над мертвыми женой и сыновьями... Боролся за власть, покоряя упрямых и спесивых феодалов... Переживал распад и возрождение Империи... Отправлялся с друзьями на коронацию Ригвина в Крид... При-стально вглядывался в темноту ночной реки, желая рассмотреть, кто же плывет в маленькой лодочке... Переживал мгновенья безумной любви с Лаврой... Горел в замке Ралина... Держал вол-шебную малышку Нико на ладонях... Помогал Лавре восстана-вливать храм Перуна... Впервые увидел родившуюся дочь!..
'Как я мог так жестоко и равнодушно встретить ее появление на свет?!! Моей Софьи! Успею ли я теперь искупить свой грех?' -- эти мысли на какой-то миг прервали видения.
И вновь они завладели сознанием герцога.
...Исчезновение жены, война с маркграфом Лотширским... Смерть друзей... Погоня за Поставом и миледи... Лавра в центре волшебной чаши... и сноп огня.
Фергюст ощутил, как неведомые могущественные силы раз-рывают его тело и душу на части. Нечеловеческая боль пронзи-ла его существо... Сознание, не выдержав мук, угасло. Сотряса-емый судорогами герцог скатился вниз по склону. Полузакры-тые глаза остекленели, а из прокушенной губы по серому с синими пятнами лицу, смешиваясь с пеной, стекали капли крови. Казалось, что часы его сочтены.
Но Создатель, так 'щедро' наградивший в свое время Лав-рой, решил по-иному. Постепенно дыхание Фергюста выровня-лось, судороги прекратились, а лицо приобрело обычный вид. Вскоре он уже сидел на камне, удивленно озираясь по сторонам. Туман в голове несколько рассеялся, сознание прояснилась. Силы понемногу возвращались в измученное тело. Вспомнив о жене, до сих пор лежащей в Чаше, Фергюст вновь стал караб-каться вверх. Добравшись до края и преодолев владевшие им сомнения и страх, вновь заглянул во внутрь. На этот раз ничего не произошло. Не вспыхнуло пламя и не явились из потусторон-него мира саламандры... Только поверхность стала еще черней. Это царство черного цвета нарушало лишь белое пятно обна-женного женского тела, лежавшего чуть в стороне от центра.
Не надеясь найти Лавру живой, но и не желая ее здесь оста-влять, герцог, перевалившись через край, скатился на дно. Поверхность, выглядевшая сверху гладкой, на самом деле была шершаво-пористой... Почему-то не решаясь сразу подняться на ноги, Фергюст подполз к неподвижному телу на четвереньках. Склонившись над женой, он изумленно ахнул: Лавра -- жива! Не веря своим глазам, герцог прикоснулся к ее груди и услышал биение сердца. Кожа миледи была настолько горячей, что Фер-гюст инстинктивно отдернул руку. В забвение кануло все: рев-ность, обида, горечь потери друзей, реки пролитой крови и тысячи смертей... Он по-прежнему безумно любил Лавру.
'Неужто мне удастся ее вернуть?' -- думал герцог.
-- Лавра! Лавра! Очнись! -- с надеждой и мольбой в голосе просил торинский правитель. -- Я умоляю тебя, вернись в наш мир! Заклинаю, любимая, нашей дочерью! Не оставляй нас одних!
В ответ на отчаянный зов герцогиня приоткрыла глаза и вновь плотно сомкнула веки.
'Она будет жить! Ее необычайная внутренняя сила должна превозмочь болезнь!' -- думал он, укутывая возлюбленную в рваный плащ и беря на руки.
Шаг за шагом, превозмогая слабость и сгибаясь от тяжести, герцог шел вверх. Но чаша не желала отпускать пойманную добычу. Нога Фергюста подвернулась, и он вместе со своей дра-гоценной ношей опять скатился вниз. Новая попытка тоже ока-залась неудачной. Лишь на третий раз, превозмогая боль в раз-битых руках, дрожь в коленях и почти ничего не видя из-за слез, предательски застилавших воспаленные глаза, -- он все же доб-рался к цели. Перевалившись через край, начал не менее мучительный спуск. То падая, то поднимаясь, думал лишь об одном -- как уберечь от ударов Лавру.
Казалось, мучениям не будет конца. Но вот, когда совершен-но обессилевший Фергюст думал, что уже не поднимется, его подхватили чьи-то сильные руки. Он увидел Вострока. Капитан охраны первым пришел на помощь своему повелителю. За ним подоспели и другие. Глядя на своих лучших солдат, Фергюст ужаснулся их плачевному виду. Оборванные, с почерневшими лицами и горящими болезненным огнем глазами, они скорее напоминали покойников, чем живых людей. Наскоро соорудив некое подобие носилок и уложив на них Лавру, отряд двинулся в путь. Фергюст хотел во что бы то ни стало до ночи выйти к пере- валу.
Однако очень скоро стало ясно, что это выше их сил. Когда Оризис коснулся верхушек деревьев, до перевала еще оставалось часа четыре ходу. Для ночлега герцог выбрал опушку рощи, вплотную подступающую к черной тропе. Он велел за оставше-еся до темноты время собрать как можно больше дров. Чувствуя, что от этого зависят их жизни, солдаты старались, и гора дров росла. Казалось, что их уже довольно, но герцог требовал:
-- Рубите еще! Больше! Больше!
Затянувшиеся сумерки внезапно сменила ночь. Сказать, что вокруг стало намного темней, было
