Прошло два месяца.
Митька ходил в бассейн через день.
Он уже носил на куртке такой значок: бегун на синем поле, а внизу цифра II. Значок второго спортивного разряда.
Ни у одного пятиклассника в школе не было такого значка. Второй взрослый разряд — это вам не кот начихал.
Только у очень немногих старшеклассников были такие.
Теперь ему смешно было вспоминать и свои терзания и свои нелепые трусы на первом соревновании.
Мама купила ему прекрасные японские плавки — полосатые, просто загляденье. И Митька уже почти не выделялся среди ребят своей группы.
Почти, — потому что он был все-таки помладше других и самый на вид щуплый, даже нельзя сказать — щуплый, а просто потощее других.
Анатолий Иванович смеялся, говорил, что Митька еще не успел накопить мяса, а о жире и говорить нечего — кости, туго обтянутые кожей, да под ней витые веревки мышц, шмыгают, как юркие мыши.
Вообще-то по сложению своему Митьке полагалось бы плавать брассом.
Почему-то так уж получалось — тощие и длинные — брассисты, а поплотнее, пообтекаемей — кролисты.
Но Анатолий Иванович говорил, что нет правил без исключений и еще, что у Митьки талант от бога.
Он, конечно, не Митьке это говорил, а какому-то незнакомому пожилому дядьке, который пришел как- то на тренировку и внимательно разглядывал всех цепкими, колючими глазами. Неприступный такой дядька. Толстый — настоящая глыба-неулыба.
А потом их построили, и этот дядька подходил к некоторым и бесцеремонно ощупывал, оглядывал. Митьку тоже ощупывал. Больно ухватил его за плечо, помял, потом ткнул жестким пальцем в живот и хмыкнул.
«Во дает! — неприязненно подумал Митька. — Будто коней покупает, только что в зубы не глядит».
Митька видел, что и Анатолию Ивановичу это не больно-то приятно, он чуть заметно морщился, но не возражал — видно, дядька этот был каким-то плавательным начальством.
Потом тренер и начальство отошли и о чем-то долго говорили, и вот тогда-то Митька — уши топориком — и услышал про талант от бога.
Дядька чуть-чуть скривился и ответил:
— Тощ уж больно твой талант.
Анатолий Иванович рассмеялся.
— Были бы кости, мясо нарастет. Возраст у парня такой — так и тянется к солнышку. Что твой бамбук.
Потом они отошли дальше, и как Митька ни старался, ничего больше не услышал.
Но и того, что он слышал, было достаточно: Митька изо всех сил старался сдержать себя, не показать другим, что его просто распирает от гордости.
После прихода этого важного дядьки группу разделили.
Митьку и еще шестерых продолжал тренировать Анатолий Иванович, а остальных — новый тренер, молодой парень.
И Митька сразу почувствовал перемены. На семерых им дали целый бассейн, четыре дорожки, а раньше всей группой тренировались на двух.
И нагрузки заметно возросли — плавать стали больше: и с доской, и одними руками, и просто так, и на время чаще.
Сперва Митька радовался этому — он вообще готов был не вылезать из бассейна хоть целый день.
Но через некоторое время, недели через три, что-то случилось.
Он стал выходить из воды вялым и нерадостным.
Если раньше он приходил домой и набрасывался на еду, к великому маминому удовольствию, как молодой волк, то теперь есть вообще не хотелось, а хотелось сразу лечь спать.
Митька чувствовал себя очень усталым, но изо всех сил старался не показывать этого, старался не отставать от других.
Он уже не с таким удовольствием, как прежде, прыгал в воду, а даже с какой-то робостью. Но когда, как обычно после тренировки, Анатолий Иванович спрашивал каждого про самочувствие, Митька старательно улыбался и говорил — прекрасно.
Первой это Митькино состояние заметила Таня. Она часто приходила в бассейн поглядеть на Митькины тренировки, садилась наверху, на трибунах и глядела, а потом они вместе шли гулять.
— Ты, Митька, как дельфин, блестящий такой и фыркаешь, как дельфин, я их с парохода видела, когда мы с папой из Одессы в Батуми плыли. Я и сейчас, когда сижу на трибунах, часто думаю, будто я снова на пароходе, а вы там внизу — дельфины. И знаешь, так иногда здорово забываешься, кажется, будто все по правде, даже хочется кинуть вам кусок булки.
Таня смеялась, и Митька тоже смеялся — ему было приятно.
Ребята спрашивали — что за девчонка сидит? Сестра?
— Ага, сестра, — отвечал Митька, и ему с Таней очень нравилась эта выдумка.
Один раз он даже чуть не дал по шее Свирину, семикласснику, который решил проводить Таню домой и даже в кино приглашал.
Митька тогда сам удивился тому, как рассвирепел, будто Таня и вправду его сестра. Свирин даже обиделся:
— Что я ее съем, что ли, — говорил он, — просто лишний билетик есть.
— Вот и пригласил бы меня, — ехидно ответил Митька.
— Еще чего! Ишь, гусь лапчатый! — оскорбился Свирин.
И вот теперь Таня внимательно оглядела скучного Митьку и спросила:
— Слушай, ты какой-то странный стал. Ты, Митька, не заболел ли?
— Да нет, — нехотя ответил Митька, — сам не знаю. Чего-то спать все время охота, даже в воду лезть не хочется.
— Ну да?! — Таня так удивилась, что даже споткнулась. — Тебя же из воды за уши не вытащишь! Нет, ты, наверное, заболел.
— Не заболел я! Вчера медосмотр был. Просто… просто я здорово устал, Танюха, — выдавил из себя Митька. И вдруг его прорвало, он заговорил торопливо и горячо. — Понимаешь, что-то со мной случилось, будто это не я, коленки, как тряпочные. Ты знаешь, — он понизил голос, — я даже боюсь в воду лезть. Что-то со мной случилось, сам не понимаю.
— Митька, ты должен сказать Анатолию Ивановичу, — твердо сказала Таня.
— Ты что?! — испугался Митька. — Хочешь, чтобы меня из бассейна поперли? Во дает — Анатолию скажи!
— Митька, чудак, ты же плавать не сможешь! Чем дальше, тем больше будешь уставать. А что тогда на соревнованиях будет? Обязательно скажи!
— Еще чего! Как-нибудь само пройдет. Не буду я ничего говорить.
— Тогда я скажу!
— Да ты… да ты… — Митька задохнулся от злости, — только попробуй!
— А что будет? — спросила Таня, и глаза у нее настороженно сузились. — Поколотишь?
— А что? За такое и по шее можно дать. Какое твое дело?
— А я думала, мы друзья, — тихо сказала Таня и пошла от Митьки прочь.
Митька догнал ее, тронул за рукав.
— Ну, не сердись, — сказал он, — конечно же, мы друзья. Только… только я боюсь.
А через день посреди тренировки раздался свисток, Анатолий Иванович велел выйти Митьке из воды,