Катынский лабиринт

территории) и имени Ф. Дзержинского в Белоруссии (44 тысячи населения и 1000 кв. км площади). Эти районы повсеместно называли Мархлевщина и Дзержинщина. Во всех партийных и государственных учреждениях этих районов, включая милицию и суды, применялся польский язык.

Структура польской социалистической национальной автономии в Советском Союзе складывалась также из весьма широкой сети так называемых польских национальных местных советов, которые создавались повсюду там. где проживало более 500 поляков. По инициативе советской власти было открыто свыше 670 начальных и средних польских школ, 7 специальных школ, занятия в которых велись на польском языке, два вуза (Минский польский педагогический институт и Киевский институт общественного воспитания), а также несколько польскоязычных факультетов в разных вузах Украины, Белоруссии, в Москве и Ленинграде. Был создан советский судебный аппарат на польском языке, 3 профессиональных польских театра, 16 польских районных, 6 республиканских газет и одна центральная всесоюзная газета на польском языке. Ежегодно издавались сотни названий книг на польском языке, было создано польское радио, польские научно-исследовательские институты в рамках Академий наук Украины и Белоруссии. В Конституции БССР польский язык был объявлен одним из государственных языков.

Столь значительное число польских институтов и административных единиц было предназначено для обслуживания около 1,2 млн. поляков (в том числе 650 тысяч на Украине и около 300 тысяч в Белоруссии).

Несмотря на огромные усилия польских коммунистов, населению этих территорий не удалось привить стереотип «социалистического мышления». Мархлевщина стала «белым пятном» на карте успехов колхозного строительства. Так, в 1932 году процент обобществленных крестьянских хозяйств составлял в целом по стране 61,5 процента, на Украине — 72 процента, на Мархлевщине — 16,9 процента.

Сопротивление коллективизации повлекло за собой массовую высылку местных «кулаков» и «подкулачников» и другие репрессии. Уже в 1933 году население Мархлевщины сократилось почти на 23 процента. Польское коммунистическое руководство в полном составе также подверглось репрессиям.

Поляки стали первой многочисленной группой населения СССР, которая была коллективно репрессирована в 1936–1938 годах, исходя из национальной, а не классовой принадлежности. Они были в массовом порядке выселены из городов и сел Украины и Белоруссии в отдаленные районы азиатской части СССР (в основном в Кокчетавскую область в Казахстане).

Польский национальный район им. Мархлевского был ликвидирован декретом 1935 года, район им. Дзержинского просуществовал до 1938 года. Однако самые тяжелые испытания для польской советской общины были впереди. Роспуск Коминтерном в 1938 году КПП означал лишь обострение репрессий.

После 17 сентября 1939 года 12 миллионов польских граждан, в том числе около 4 миллионов поляков, оказались в СССР. Указом Президиума Верховного Совета (ПВС) от 29.11.1939 всем им было присвоено советское гражданство. Депортировано было с этих территорий около 600 тысяч человек, а всею за годы сталинизма в глубь СССР в принудительном порядке было вывезено 1.5–1.8 миллиона поляков.

Это подсчеты польских специалистов, в частности «Союза сибиряков». Из советских ученых вопросами депортаций в смешанной комиссии занималась ведущий научный сотрудник Института славяноведения и балканистики АН СССР B. C. Парсаданова, несколько раз выступавшая в прессе с рассказами о том, какую трогательную заботу о депортированных проявляло советское правительство. По словам Парсадановой, члены комиссии «исключили из разряда депортаций призыв в Красную Армию, переезды поляков из западных районов Украины и Белоруссии в поисках работы на шахты Донбасса, на Урал, а также отселение с приграничной территории, где возводились укрепления» («Международная жизнь», 1988, № 5, с. 156).[89]

Главный поток депортированных, или, по терминологии тех лет, спецпереселенцев, пришелся на первую половину 1940 года. Так, в 1-м квартале 1940 года частями конвойных войск НКВД отконвоировано 138 619, во 2-м — 59 419 спецпереселенцев из западных областей УССР и БССР. Из инструкции от 17.1.1940 узнаем, каким образом и в каких условиях их перевозили. Эшелон состоял из 75 вагонов, в каждом помещалось 30 человек. Состав сопровождали 22 охранника, 1 врач, 1 фельдшер и 2 медсестры. Вещей разрешалось брать с собой не более 500 кг на семью. На питание одного человека выделялось 2 рубля 50 копеек в сутки.

Нечего и говорить, что вывезенные в глубь страны поляки-спецпереселенцы оказывались в чрезвычайно тяжелых условиях. Приведу лишь одно свидетельство — Владимира Яковлевича Зленко из Ставрополя. «Поздней осенью 1939 года, — пишет он, — мои родители, продавцы Салаирского Золотопродснаба, были отправлены на работу на золоторудник «Громотуха», расположенный недалеко от вершины Таскыл, что на границе Кемеровской области и Хакассии. Весной 1940 года на рудник пригнали много семейных и одиноких поляков. Работали они на руднике, а после работы пилили лес, ошкуривали бревна и строили себе дома. Бедность поляков бросалась в глаза даже детям».

Отдельный «спецконтингент» составляли перебежчики, осужденные постановлениями ОСО. Цитирую циркуляр полковника Кривенко, врио начальника KB НКВД, от 2.3.1940:

«Народный Комиссар Внутренних Дел Союза ССР тов. Берия приказал Народным Комиссарам Внутренних Дел УССР и БССР — осужденных Особым Совещанием НКВД перебежчиков с бывшей территории Польши направить для отбытия срока наказания в Севвостлаг НКВД (г. Владивосток).

Организация отправки осужденных возложена на тюремные отделы и отделы исправительно-трудовых колоний НКВД.

Конвоирование этих заключенных возложено на конвойные войска эшелонами численностью 1000–1500 человек под усиленным конвоем. Всего будет 6–8 эшелонов.

Для обеспечения этого конвоирования предлагается Вам:

1) связаться с Народными Комиссарами Внутренних Дел соответственно УССР и БССР и приступить к подготовительной работе этого вида конвоирования;

2) учесть, что конвоируемые будут стремиться бежать, а потому командованию частей весь состав конвоя подобрать персонально и в усиленном составе против существующего расчета;

3) для того чтобы конвоируемые не могли определить систему охраны и численность конвоя, в пути следования, в необходимых случаях, в зависимости от обстановки, производить увеличение и сокращение постов в эшелоне, а для этого при оборудовании товарных вагонов потребовать вагоны с тормозными площадками в двойном размере;

4) для предупреждения побегов конвоируемых необходимо тщательно подготовиться к приему и использованию агентуры;

5) для поимки бежавших выделить в эшелоны лучших младших инструкторов службы собак с собаками;

6) учесть опыт работы по конвоированию спецпереселенцев…»[90]

И так далее.

А вот что пишет мне ленинградка Анна Яковлевна Розина:

«В 1939 году в лагерь, где я находилась (Мордовская АССР, ст. Потьма, поселок Явас, Темлаг), прибыл этап. Это были молодые девушки, которые бежали от Гитлера из Польши. Они рассказывали, что, увидев советских пограничников, они бросились к ним, целовали их, видели в них своих спасителей. Их всех отправили в лагерь…»

Я, кстати, специально поинтересовался: что стало с этими польками после объявления амнистии, освободили ли их, вернули ли польское гражданство? Анна Яковлевна ответила отрицательно: все они остались на советской каторге.

Итак, Мордовия, Мурманск, Хакассия, Ямало-Ненецкий автономный округ. Дальний Восток… Это не просто география депортаций — это география кладбищ. Те, чьи останки покоятся там, умерли «естественной» смертью. Надгробий, конечно, нигде нет. Нет и могильных холмов. Это тоже естественно для режима, жертвами которого стали эти люди.

Кое-где, впрочем, места захоронений все-таки обозначены. Письмо от жительницы узбекского города Карши Дильбар Калимовны Исламовой:

«Лет 10 назад в райцентре Гузар мне показали на окраине поселка бугорок размером 50