— А правда ли, Гриша, что олени б?гутъ еще скор?е лошадей?
— Какъ в?теръ! Я н?сколько разъ уже ?здилъ съ само?дами на взморье.
— Счастливецъ!
— Такъ вы, Лизавета Романовна, охотно тоже покатались бы на оленяхъ?
— Мало ли что!
— Я вамъ это, извольте, устрою.
— Ты, Гриша? Но какимъ образомъ?
Онъ загадочно усм?хнулся.
— Это ужъ мое д?ло.
Тутъ на ледяномъ крыльц? показалась опять Юліана въ сопровожденіи своего путеводителя. Ледяныя дрова ея не согр?ли, и, вся продрогнувъ, она заторопилась домой. Такъ Лилли на этотъ разъ и не пришлось заглянуть внутрь Ледяного дома. Прощаясь съ Самсоновымъ, она усп?ла только спросить его, когда же онъ устроитъ ей об?щанное; на что получила отв?тъ:
— Потерпите ужъ до ледяной свадьбы!
III. П?вецъ поневол?
Съ 27-го января, когда вступили въ Петербургъ возвратившіяся изъ Турціи поб?доносныя войска, общее настроеніе при Двор? было уже празднично-приподнятое. У многихъ царедворцевъ такому настроенію, по правд? сказать, не мало способствовало ожиданіе предвидимыхъ, по случаю заключенія мира, 'царскихъ милостей', пожалованіе которыхъ должно было посл?довать, впрочемъ, только въ средин? февраля на масленой нед?л?.
Войска съ музыкой и распущенными знаменами продефилировали мимо Зимняго дворца, офицеры — съ лавровыми в?нками, солдаты — съ еловыми в?тками на шлемахъ и каскахъ. Всл?дъ зат?мъ состоялся пріемъ императрицею героевъ-офицеровъ, сановныхъ поздравителей и секретаря нашего посольства въ Константинопол? Неплюева, привезшаго ратификацію мира. Несмолкающіе залпы съ Петропавловской кр?пости возв?стили населенію столицы о прекращеніи войны.
Сл?дующій день — день рожденія Анны Іоанновyы — праздновался еще пышн?е. Утромъ — торжественное богослуженіе, пріемъ поздравленій и пушечная пальба; въ полдень — банкетъ-gala съ итальянской музыкой инструментальной и вокальной и, во время тостовъ, опять пальба; вечеромъ — балъ, на которомъ сераскиръ Очакова Колчакъ-паша, во глав? пл?нныхъ турокъ, на турецкомъ язык? благодарилъ государыню за оказанное гостепріимство; а посл? бала — «блестящая» иллюминація и фейерверкъ которые, по обыкновенію, были ув?ков?чены зат?мъ 'С-Петербургскими В?домостями' Особенно эффектнымъ на этомъ фейерверк? (по словамъ газеты) былъ главный шитъ, представлявшій 'высокое рожденіе Ея Императорскаго Величества въ образ? на колесниц? сидящей зари съ блистающей утреннею зв?здою на которую Россія, подъ образомъ жены въ надлежащемъ убор? и радостнымъ видомъ взирая, гласно какъ бы надписанныя слова живыми р?чами говоритъ: — Коликое возв?щаетъ намъ благополучіе'.
Все это было, однакожъ, только какъ бы предвкусіемъ къ невиданному еще зр?лищу — свадьб? карликовъ съ 'національной процессіей'. Подробности держались пока еще въ тайн?. Изв?стно было только, что въ особой 'камер?' Слоноваго двора усердно происходятъ репетиціи танцевъ, которые будутъ исполняться въ день свадьбы участниками процессіи; но допускались къ этимъ репетиціямъ исключительно только члены маскарадной коммиссіи и ближайшіе ихъ сотрудники. Въ числ? посл?днихъ, какъ уже упомянуто, былъ и Самсоновъ, который такимъ образомъ былъ свид?телемъ вс?хъ происходившихъ тамъ комическихъ и трагикомическихъ сценъ. Такъ присутствовалъ онъ и при одной подобной сцен?, оставившей въ немъ надолго очень тягостное впечатл?ніе.
Было то 4-го февраля, т.-е. за два дня до шутовской свадьбы. Прибывъ подъ вечеръ на Слоновый дворъ съ другими членами коммиссіи на 'генеральную репетицію', Волынскій откомандировалъ состоявшаго также въ его распоряженіи кадета Криницына въ Академію Наукъ за секретаремъ ея, Васильемъ Кирилловичемъ Тредіаковскимъ. Возвратился Криницынъ въ самый разгаръ танцевъ и впопыхахъ подб?жалъ къ Волынскому,
— Ваше высокопревосходительство… ваше высокопревосходительство…
Тотъ нахмурилъ брови.
— Эко запыхался, торопыга! А Тредіаковскаго такъ и не привезъ?
— Привезъ… уфъ! Онъ сейчасъ будетъ жаловаться вамъ на меня… Не слушайте его…
— Да что y тебя вышло съ нимъ?
— Я сказалъ ему, будто бы его вызываютъ въ Кабинетъ ея величества…
— Это зач?мъ?
— Да чтобы онъ не артачился ?хать: нравомъ онъ очень ужъ амбиціонный…
— Ну?
— А когда онъ тутъ по дорог? зам?тилъ, что везутъ его вовсе не въ Кабинетъ, то схватилъ меня за шиворотъ: 'Ты куда везешь меня?' Да обозвалъ меня такимъ словомъ, что я не см?ю и выговорить…
— Ладно! дальше.
— Узнавши же отъ меня, что мы ?демъ на Слоновый дворъ по требованію вашего высокопревосходительства, но для какой надобности — мн?, дескать, не в?домо, — онъ сталъ чертыхаться и об?щалъ принести на меня жалобу…
— Ладно, — повторилъ Артемій Петровичъ и обратился къ показавшемуся въ это время въ дверяхъ Василью Кирилловичу:
— Поди-ка-сь сюда, сударь мой, поди.
Піита нашъ, въ своемъ секретарскомъ мундир?, при шпаг? и съ треуголкой подъ мышкой, приблизился не безъ чувства собственнаго достоинства, но, при вид? пылающаго гн?вомъ взора перваго кабинетъ- министра, невольно растерялся. Путаясь въ словахъ, онъ сталъ объяснять, что вотъ этотъ самый юнецъ облыжно пригласилъ его въ Кабинетъ ея величества и привелъ т?мъ его, Тредіаковскаго, въ великій страхъ, толь наипаче, что время уже позднее; что с?лъ онъ съ непутящимъ мальчишкой на извозца въ великомъ трепетаніи…
На этомъ, однако, объясненіе его было прервано Волынскимъ.
— Да какъ ты см?ешь называть моего посланца 'непутящимъ мальчишкой'! Онъ исполнялъ только мое приказаніе, а понося его, ты отказываешь и мн? въ должномъ решпект?…
И неудовольствіе свое Артемій Петровичъ подкр?пилъ двумя звонкими пощечинами, которыми (какъ заявлялъ впосл?дствіи самъ Тредіаковскій въ своей челобитной) 'правое ухо ему оглушилъ, а л?вый глазъ подбилъ'. Хотя ручная расправа высшихъ съ низшими была тогда не въ такую ужъ р?дкость, т?мъ не мен?е, для секретаря 'де ла сіянсъ Академіи', философа и стихотворца, такое обращеніе съ нимъ въ присутствіи вс?хъ членовъ коммиссіи и даже 'подлыхъ людей' было нестерпимо; почему онъ и при дальн?йшемъ разговор? не выказывалъ требуемой субординаціи.
— Ну, а теперь къ д?лу, — заговорилъ снова Волынскій. — Въ голов? y тебя хоть и сумятица неразборная, да есть все-таки н?кій даръ слагать вирши.
— Сподобился божественной Иппокрены, — пробурчалъ съ н?которою уже гордостью Василій Кирилловичъ, которому не могло не польстить признаніе за нимъ поэтическаго дара даже со стороны столь безпардоннаго государственнаго мужа.
— Ты это о чемъ? — спросилъ съ недоум?ніемъ Артемій Петровичъ, бол?е св?дущій въ ученіяхъ западныхъ политиковъ, ч?мъ въ ми?ологіи.
— Сподобился я, говорю, того животворнаго ключа, что забилъ изъ-подъ копыта парнасскаго коня, именуемаго Пегасомъ.
— Не при сей ли самой оказіи тебя и пришибло конскимъ копытомъ? Ну, да для дурацкой свадьбы, такъ и быть, можешь опять ос?длать своего Пегаса.
— Такъ ли я уразум?лъ ваше высокопревосходительство? Вамъ благоугодно, чтобы я сочинилъ стихи для дурацкой свадьбы?
— Ну да; на то ты сюда и вызванъ.
