— Hoch lebe… — можно было разслышать подсказываніе мадамъ Варлендъ.
И послушный воспитанникъ не замедлилъ гаркнуть:
— Hoch lebe Seine Durchlaucht! Hurra! hurra! hurra!
Но, o, ужасъ! всл?дъ зат?мъ онъ прокартавилъ полушопотомъ, однако, совершенно внятно:
— Живодеръ! живодеръ!
Можно себ? представить, какое впечатл?ніе должно было произвести на вс?хъ такое публичное поруганье всесильнаго временщика, въ присутствіи не только его супруги, но и самой императрицы. Посл?дняя, словно ушамъ своимъ не в?ря, молча повела кругомъ глазами. Но никто не см?лъ поднять на нее глазъ; вс? обмерли и потупились. Одна только герцогиня Биронъ, плохо понимавшая по-русски, съ недоум?ніемъ вопросила:
— Aber was Неiss das: Schivador? (Да что это значитъ: живодеръ?)
Тутъ Балакиревъ, питавшій къ герцогу курляндскому, какъ большинство русскихъ, глубокую ненависть, не утерп?лъ пояснить:
— Das Неisst: Schinder.
Герцогиня всплеснула руками:
— Ach, Herr Jesus!
Императрица же, сверкнувъ очами, указала Балакиреву на выходъ:
— Вонъ!
Теперь только ни въ чемъ не повинная Варлендъ пришла въ себя отъ своего оц?пен?нія. Co слезами стала она клясться, что ей-Богу же не учила этому попугая.
— Такъ кто же научилъ, кто? — спросила Анна Іоанновнана.
— Die ist's! — ткнула герцогиня пальцемъ на Лилли, растерянный видъ которой, д?йствительно, какъ- будто давалъ поводъ къ такому подозр?нію.
Но тутъ вступилась за нее та же мадамъ Варлендъ. Ея объясненіе звучало такъ искренно и правдоподобно, что ни y кого, казалось, не оставалось уже сомн?нія на счетъ виновности истопника, котораго Лилли застала передъ кл?ткой.
— Но ты все же слышала, какъ онъ училъ попугая? — обратилась государыня уже прямо къ Лилли. — Не лги y меня, говори всю правду!
— Слышала… — призналась д?вочка, дрожа вс?мъ т?ломъ.
— Ахъ, разбойница! Но умолчала ты о томъ съ какого умысла?
— Я думала, что попугай забудетъ… да боялась еще, чтобъ съ этимъ челов?комъ не сд?лали того же, что съ его старикомъ-отцомъ…
— А съ т?мъ что сд?лали? Сказывай, ну!
— Его наказали, по приказу герцога, такъ нещадно, что онъ теперь умираетъ…
— Умираетъ! — подхватила апатичная вообще, но сердобольная Анна Леопольдовна. — Сынъ ожесточился изъ-за отца. Ваше величество! не отдавайте его-то хоть на избіеніе!
— Бить его на т?л? не будутъ, не волнуйся, — проговорила государыня глухимъ голосомъ, и по выраженію ея лица видно было, какъ тяжело ей дать такое об?щаніе.
— Но его все же накажутъ?
— Безъ всякаго наказанія оставить его нельзя чтобы другимъ не было повадно. Страха божьяго не стало на нихъ, окаянныхъ! А озорного попугая своего, мадамъ, убери вонъ, да чтобы не было объ немъ впредь ни слуху, ни духу; поняла?
Мадамъ Варлендъ, должно-быть, хорошо поняла, потому что съ того самаго дня красавецъ-попугай словно сгинулъ.
ЧАСТЬ III
I. Ледяная статуя
Дни рожденья и тезоименитства членовъ какъ Царской Фамиліи, такъ и семьи герцога Бирона, праздновались при Двор? одинаково торжественно: поутру въ Зимнемъ дворц? бывалъ съ?здъ 'знатн?йшихъ персонъ' и иноземныхъ посланниковъ для принесенія поздравленій, а вечеромъ — балъ. То же самое было, разум?ется, и 13-го ноября 1739 года, когда герцогу исполнилось 49 л?тъ.
Во время утренняго пріема поздравителей Биронъ былъ видимо не въ своей тарелк?, - что достаточно объяснялось, пожалуй, нанесеннымъ ему наканун? заочнымъ «афронтомъ» съ попугаемъ. Тутъ, однако, разнесся слухъ, что виновный истопникъ подвергся уже и заслуженной кар?. Его не били, н?тъ: въ этомъ отношеніи его св?тлость строго подчинился выраженной государыней вол?. Но отъ наказанія вообще «преступникъ» не былъ избавленъ, и изобр?тательный въ такихъ случаяхъ умъ курляндца придумалъ для него небывалую еще пытку. Парня отправили на придворный конюшенный дворъ, находившійся въ конц? большой Конюшенной улицы y р?чки Мьи (нын? Мойка), разд?ли зд?сь до-нага, привязали къ столбу y водокачалки и стали окачивать ледяной водой на двадцатиградусномъ мороз?. Но исполнители экзекуціи переусердствовали: окачивали несчастнаго до т?хъ поръ, пока тотъ, покрывшись ледяной корой, не обратился въ 'ледяную статую'. Такъ передавалось по крайней м?р? на пріем? шопотомъ изъ устъ въ уста, — передавалось съ глубокимъ возмущеньемъ, но въ лицо св?тл?йшему новорожденному т? же уста льстиво улыбались. Самъ же онъ не могъ скрыть своего раздраженія: истязать «делинквента» до смерти y него все- таки, должно быть, не было нам?ренія.
На вечернемъ балу главный интересъ, по крайней м?р?, прекрасной половины челов?чества сосредоточился, прежде всего, на дамскихъ туалетахъ, отличавшихся, какъ всегда, большимъ разнообразіемъ и великол?піемъ. Особенную зависть y многихъ возбуждала герцогиня Биронъ, ув?сившая себя, ради семейнаго торжества, вс?ми фамильными брилліантами и другими драгоц?нными каменьями; но сама она, видимо, всего бол?е гордилась своимъ головнымъ уборомъ и, какъ китайскій болванчикъ, качала головой, чтобы сид?вшая на ея напудренномъ парик? съ буклями райская птица съ длинн?йшимъ разноцв?тнымъ, металлическаго блеска, хвостомъ и съ распушенными золотистыми крыльями колыхалась, точно вотъ-вотъ взлетитъ сейчасъ на воздухъ. На б?ду подъ этимъ уборомъ было ея собственное, испорченное оспой лицо съ туповато-надменной улыбкой. Это не пом?шало, однако, такому бывалому царедворцу, какъ Лестокъ, выразить ей свое 'нелицем?рное' восхищеніе:
— Сегодня, герцогиня, вы превзошли себя! Васъ можно сравнить разв? съ павлиномъ, распустившимъ колесомъ свой пышный хвостъ.
Этотъ сомнительный комплиментъ недалекая герцогиня приняла за чистую монету и подарила льстеца «очаровательной» улыбкой.
И вдругъ y нея явилась соперница въ лиц? молодой иностранки, графини Рагузинской. Все платье красавицы-венеціанки было усыпано крупными жемчужинами, изъ которыхъ каждая стоила сотни, если не тысячи рублей. Мало того, что вс? гости такъ и «пялили» теперь на нее глаза, но даже сама государыня, сл?дившая за танцами въ открытыя настежь двери сос?дней гостиной, зам?тила герцогин?:
— А знаешь ли, Бенигна: эта Рагузинская, какъ всегда, опять царица бала.
Бенигна позелен?ла отъ досады.
— Спору н?тъ, что танцуетъ она хорошо, собой недурна…
— И од?та богаче меня и тебя.
— А ваше величество в?рите, что вс? эти жемчужины на ней настоящія?
— Ты какъ скажешь, Буженинова? — отнеслась Анна Іоанновна черезъ плечо къ стоявшей позади ея карлиц?-калмычк?, которая одна лишь изъ всего шутовскаго персонала допускалась на придворные балы для ближайшихъ послугъ своей царственной госпожи. — Ты знаешь в?дь немножко толкъ въ жемчужинахъ: ходила со мной не разъ въ мастерскую этого Граверо; вонъ на Рагузинской жемчужины, по твоему,
