повезло 1-й эскадрилье – там бомбой был убит летчик.
Активность русской авиации была очень высокой, почти каждый вылет сопровождался встречей с противником. К большой радости командира эскадрильи, боевой дух летчиков заметно повысился. Сам оберлейтенант Тонне уже 2 июня за несколько вылетов увеличил свой счет сразу на шесть побед, удача сопутствовала и другим.
Однако за прошедший год война совершенно изменилась, не было прежней уверенности. Как рассказывали соседи, теперь они испытывали панический страх перед любой возможностью оказаться на русской стороне фронта. В 1941-м такого не было; например, только по JG 53 более половины зачисленных пропавшими без вести возвращались в свою часть, несколько дней проскитавшись по русским тылам. Теперь же к этому относились иначе. Лейтенант Лоуис (Lt. Louis) из штаба группы вспоминал: '… Мы все испытывали ужас перед русским пленом. Среди нас существовала одна точка зрения: последняя пуля – для себя! Из-за этих страхов я летал всегда имея один пистолет на поясном ремне, и еще один клал в вещевой мешок, который одевал на спину'.
Воспользоваться арсеналом Лоуису не удалось. Утром 30 июня недалеко от Ливны в воздушном бою с советскими истребителями он сбил два из них (21-я и 22-я победы), но и его 'Мессершмитт' упал в 25 км за линией фронта. '… Пока опускался на парашюте, с земли стреляли, но не попали. Едва коснулся земли, первой мыслью было – только бы успеть! Схватился за рюкзак, но его не было за плечами, сорвало во время прыжка. Кобура на месте, но… пустая! Мне показалось – это означало, что надо жить'.
Благополучно пережив советский плен, в 1948 году Лоуис вернулся в Германию. Еще только один пилот I/JG 53 оказался в плену, о других четырнадцати пропавших без вести под Сталинградом так и не пришло никаких известий.
Первые дни Криниус летал ведомым у оберлейтенанта Тонне. Наступление еще не началось, но каждый день делали по два-три полета над линией Старый Оскол-Воронеж- Орел. В одном из полетов Криниус наконец-то провел свой первый успешный воздушный бой. К вечеру 9 июня звено, ведомое командиром эскадрильи, атаковало большую группу штурмовиков и истребителей. В этом бою Криниус и Тонне сбили по два Ил-2.
Лето, обычно жаркое и сухое в этих местах, неожиданно разразилось проливными дождями, аэродром раскис, взлетали и садились очень осторожно. Однажды самолет унтерофицера Коха (Uffz. O.Koch) застрял в образовавшейся в конце полосы луже. Садившийся за ним летчик, как ни старался, отвернуть на скользкой поверхности не смог и протаранил самолет Коха. Когда подбежали к нему, Отто Кох сидел в искореженной кабине, весь залитый кровью из страшной раны на голове.
Боевых потерь за первые три недели группа не понесла, только 21 июня товарищ Криниуса по эскадрилье, такой же молодой летчик унтерофицер Карп (Uffz. Кагр), был подбит огнем с земли и сел где-то в советском тылу. Что с ним стало – неизвестно. На следующий день пропал штабной «Шторьх»: летал в Харьков, и не вернулся.
Перед началом решающих событий, 24 июня группа перебазировалась на аэродром Колпна в 50 км к северо-востоку от Курска. Первые три недели на фронте многому научили молодых летчиков. 21 июня Криниус сбил свой четвертый самолет – ЛаГГ-3, а вечером 23-го он стал героем дня. Тогда 3-я эскадрилья, ведомая командиром, разгромила группу легких бомбардировщиков Р-5, сопровождаемых истребителями. Получасовой бой происходил недалеко от Ельца. Криниус с первой атаки поджег ЛаГГ-3, затем сбил Р-5, и в конце боя – еще один истребитель. С этого дня, имея в активе шесть побед, он сам занял место ведущего.
Противник тоже готовился. Несколько раз вернувшиеся из боя летчики рассказывали о какой-то эскадрилье истребителей Як-1, которая вела бой в агрессивной атакующей манере. Для немцев, привыкших к преимущественно оборонительной тактике советских летчиков, это явилось неожиданностью. За упорство их окрестили «быками из Ельца» – именно там с этими истребителями встречались чаще всего. Вероятно, это была отдельная группа истребителей майора Клещева.
Не избежал знакомства с ними и Криниус: '… Мы уже возвращались домой, когда вблизи Ельца, как раз над тем местом, где я сбил Р-5, появились эти «быки». Сходу завязался бой, одного «быка» мы с моим ведомым почти зажали, я даже успел открыть огонь. И в тот же момент сам получил очередь по кабине от другого. Одна пуля прошила насквозь подошву моего правого ботинка, а заодно и педаль. «Як» долго и упорно преследовал меня; с большим трудом я оторвался и сел на вынужденную на первый же аэродром севернее Курска. На следующий день, после ремонта, перелетел к своим'.
28 июня танковый клин 4-й армии, поддерживавшей войска 2-й немецкой и 2-й венгерской армий, двинулся на Воронеж. На фронте началась горячая пора – до шести вылетов в день. Сражение продолжалось от рассвета до заката, прерываясь лишь на короткие часы летней ночи. Иногда команда на вылет звучала уже в 2:15 утра, с таким напряжением люфтваффе работало лишь в июне 1941-го. После пополнения в группе насчитывалось тридцать два пилота, вместо тридцати девяти по штату. Черные от загара и грязи механики как нельзя лучше соответствовали званию «черных людей люфтваффе», их стараниями двадцать «Мессершмиттов» поддерживались в боеспособном состоянии.
В первый день наступления Криниус одержал свою седьмую, сравнительно легкую победу. Это был устаревший разведчик Р-10. Однако командование Красной Армии срочно вводило в бой свежие силы. Летчики 2-й эскадрильи провели бой, в котором сбили три истребителя незнакомого типа. Это оказались «Аэркоб- ры». К вечеру 3 июля звено 3-й эскадрильи тоже сошлось с ними в поединке, Криниус тогда сбил двух. Через пару дней впервые было отмечено появление «Бостонов».
С развитием наступления все очевиднее становился критический недостаток сил. В тылу немецких войск оставались все новые аэродромы: Ма- ревка, Горчечное, Касторный, Щигры. Часто на новый аэродром отправлялось всего одно звено истребителей, которое самостоятельно обеспечивало прикрытие войск на своем участке.
8 июля оказалось густо насыщенным событиями, как, впрочем, и любой день тогда, но Криниусу эта дата запомнилась на всю жизнь. Эскадрилья потеряла два самолета: один подбили в воздушном бою над Латяной, летчик сумел дотянуть до своих, но разбил машину при посадке; вторым стал Криниус. А начинался день вполне удачно. Незадолго перед этим немецким войскам удалось захватить неразрушенный мост через Дон западнее Воронежа. Теперь русские бомбардировщики получили приказ любой ценой его уничтожить. В первом вылете, около четырех часов утра, Криниус сбил один «Бостон». 'К восьми часам – вспоминает он – получил новое задание: воздушное прикрытие того же моста западнее Воронежа, высота – 4000 м. Мы взлетели парой. Уже на подлете к объекту я заметил, что двумя тысячами ниже в направлении моста идут четыре «Бостона». В этот же момент услышал по FT (сокращение от Funktelegraphie – радиотелеграфная связь) голос ведомого, у него возникли трудности со створками радиатора, и он поворачивает домой. Я один атаковал «Бостоны», и один из них после моей очереди загорелся. Развернувшись после атаки, замечаю, что два идут как раз ниже меня, и тут же рядом мелькнули силуэты двух «Мессершмиттов» – это пришла помощь из JG 3. Вместе мы еще раз атаковали бомбардировщики, не сбили, но свернуть с боевого курса заставили. Они повернули на восток, я решил преследовать. Одного догнал и обстрелял, «Бостон» загорелся. И тут же грохнул взрыв справа, за крылом я увидел белый шлейф. Пробили радиатор! Я даже не успел сообразить, что делать, как самолет содрогнулся от нового удара, и из-под капота выбило пламя. Похоже, меня достали русские зенитки. Еще вчера было специальное сообщение: Воронеж в наших руках, и я взял курс на город, в надежде протянуть хоть несколько километров. Но – все, мотор встал, стрелка высотомера быстро бежала по шкале.
Мой самолет плюхнулся на брюхо как раз между линиями окопов. Я сразу же выскочил из кабины и кое-как замаскировался на засеянном поле, насколько это было возможно среди чахлых и затоптанных стеблей. Потихоньку стал отползать, стараясь не оставлять за собой следов. То и дело встречалось русское оружие и всякое снаряжение. К своему удивлению, среди всего этого я нашел книгу на немецком языке. Отполз я совсем недалеко, когда послышались негромкие голоса. Русские солдаты добрались до моего самолета. О чем они говорили, я, конечно, не понял, разобрал лишь слово «парашют». Его-то я
