— Я жрец Матери. Им отмечены все служители… — он ласково поглаживал Айну по голове, погружая пальцы в нежную мягкость волос. Айна очень редко ловила в его движениях проявления ответного чувства, поэтому сейчас аж глаза закрыла, рассла-билась, наслаждаясь этой лаской. Слова Айвара, смешиваясь со словами незнакомого языка (наверняка, марагского), текли приятным для слуха потоком. — Обычно Матери посвящают свои жизни только женщины, бывают, конечно, и исключения, в случае со мной, хотя бы. Моя мать — главная жрица в нашем храме, она молилась о рожде-нии дочери: хотела с рождения посвятить её служению — это самая большая жертва, какую может предложить женщина Матери-Создательнице. Но родился я…
Отступать от обещанного Богине нельзя — это хуже всего. Поэтому до 25 лет мне нужно было сохранять все наложенные обеты, участвовать в службах, хранить зна-ния о Её имени. Но с меня, как с мужчины, меньше требовалось, мне позволяли встречаться с отцом и братом, я мог ходить на охоту, работать в кузнице, прикасать-ся к оружию, — усмехнулся. — Только после этого надо было проходить очистительные обряды. Богиня-Мать против насильственной смерти, но и Она берёт в качестве дара свежую кровь, только кровь эта должна быть отдана добровольно и самостоятельно. Такая жертва способна вдохнуть жизнь в камень и вернуть душу в мёртвое тело. В крови сила человека, в крови его память и воля. Богиня-Мать поделилась с каждым живым существом этого мира каплей Своей священной крови, поэтому мы все явля-емся Её детьми…
— Нет, ты неправильно говоришь, — возмутилась Айна, приподнявшись на руке, она произнесла с улыбкой, будто объясняла давно известный факт маленькому ребёнку:- Творец всего сущего — Огонь. Он оставил нам Солнце в память о Себе, Его сила породила нас всех, и солнце поддерживает наши хрупкие жизни.
Солнцеликий Сам создал для Себя женщину, собрав все тени мира из мест, куда не доходит солнечный свет. Богиня Нэйт подчиняется мужу, только одну неделю один раз в год она получает власть над миром.
Айвар выслушал её довольно спокойно, долго молчал, обдумывая услышанное, заговорил всё-таки, хотя Айна уже успела подумать: опять обиделся.
— Бесконечное число лет назад, когда вместо мира был хаос, когда ещё не было земли и неба, звёзд, луны и солнца, когда ещё не было света и тени, а была лишь перворождённая тьма, тогда из самого сердца бездны родилась первая дождевая капля; ей некуда было упасть, ведь земли ещё не было. Она висела в центре тьмы так долго, пока из неё не родился наш мир. Но прежде из капли появились Она и Он. У них нет имён. Разные народы называют их по-разному. Они появились одновремен-но, родились в одно и то же мгновение, поэтому наш мир и всё, что в нём существу-ет, имеет пару. Если есть ночь, значит, есть день. Если была тьма, значит, должен был появиться свет.
Она и Он, Он и Она не могут друг без друга, и всё равно они стремятся отделиться, оторваться и существовать самостоятельно. Это же видно, — Айвар заставил Айну раскрыть ладонь, на которой лежала пластинка, — вот Она — Мать, Создательница и Творительница. А вот Он — Дух и Сила, влекущая любого мужчину на поиск новых знаний…
Айна ещё раз глянула на сплетение ломаных линий, хотя и знала их наизусть, а профили — мужской и женский — увидела только сейчас. И смеха радостного не смог-ла сдержать. И как раньше не замечала? Вот же они, вот!
Нежный сладостный изгиб губ, круглящийся подбородок, неглубокая ямочка пере-носицы — женский; резче выступающая линия бровей над переносицей, прямой нос, строго поджатые губы — по этим приметам легко угадывался и мужской.
— Это очень древний знак, знак двух сил, но мы называем его знаком Матери. Он священный, в нём все силы мира скрыты… Даже любовь. Если подарить талисман с этим знаком, сделанный своими руками, женщине, она будет любить до самой смер-ти…
— О! — Айна рассмеялась, поглаживая пальцами узор линий на его груди. — Это ты мой талисман. Мой самый счастливый подарок…
Он накрыл её руку своей, смотрел с грустной улыбкой.
— Нам нельзя так, госпожа. Это очень рискованно. Да и Лидас к тому же… — умолк на миг, подыскивая нужное слово:- Мне стыдно перед ним! Это предательство. За спиной ведь…
Айна нахмурилась недовольно. Эта тема ей всегда была неприятна. К тому же проскользнувшее слово 'госпожа' намекало на определённую дистанцию, которой даже постель не была помехой.
— Я никогда его не любила! — отрезала резко, стискивая пальцы в кулак, отбрасывая от себя его руку. — И ты это знаешь! Я тебе с самого начала это говорю… Да, он хо-роший человек. Смелый и добрый. С мягким сердцем, с очень мягким сердцем, — тебе про это рассказывать. Но я не люблю его! Никогда не любила. Никогда, слы-шишь! Я увидела его только в день свадьбы. Тут о любви и речи быть не могло, — перевела глаза на Айвара, прожигающие, чёрные страстные глаза. — Поэтому мне нечего стыдиться! Мне не о чем жалеть! Пускай знает. И чем быстрее, тем лучше…
— А как же?.. — вопрос сорвался у Айвара с губ сам собой и остался недосказанным до конца.
— Что с тобой будет, да? — Айна угадала правильно. — Не бойся! Я сама буду говорить с ним! Лидас сделает так, как я скажу.
— Ни один мужчина не потерпит рядом…
— Он даст тебе вольную! Собственноручно подпишет… — Айна рассмеялась недоб-рым резким смехом. Этот смех пугал Айвара, было в нём что-то отталкивающее, намекающее на родство с Кэйдаром. Это тому впору так смеяться, но не Айне: она слишком красива…
— Мне будет лучше уйти отсюда самому… — предложил довольно несмело.
— Сбежать хочешь? В свои горы, к марагам? — Айна глядела исподлобья. Поджатые губы, напряжённые скулы, чуть прищуренные глаза. Трудно представить, что всего минуту назад она ластилась, как кошка. — Меня хочешь бросить?
— Уйдём вместе? — Айвар сам удивился такому неожиданно простому решению проблемы, аж вперёд подался с улыбкой, с надеждой в глазах.
Айна рассмеялась. Громко, насмешливо, с презрением. Опять этот смех. Айвар поморщился, будто все зубы разом заныли.
— Ты не царевич — ты раб! Ты забыл это, да?! К тому же тебе никогда не вернуться к своим. Тебя поймают и казнят!
— Да! И к тому же я — младший из сыновей царя, мне никогда не править родом, — добавил вдруг Айвар жёстким голосом. — Вы разрешаете мне идти, госпожа?
Не дожидаясь её ответа, поднялся, принялся одеваться: спокойные уверенные движения, без намёка на дрожь или торопливость.
Щёлкнул пряжкой, скрепляя паттий на плече, затянул на талии узкий тканый пояс, расправил полы одежды, не прошитой по боковому шву, так, чтобы ткань перекры-валась в два слоя и не расходилась при ходьбе. А сандалии взял в руки, чтоб идти бесшумно. Склонил голову в поклоне, застыл в ожидании приказа. Но и Айна не двинулась, сидела на ложе в окружении длинных спутанных волос, и молчала.
Не дождавшись разрешения, Виэл вышел. Айна проводила взглядом его прямую спину, гордо разведённые плечи. 'Ты всё равно будешь здесь. Здесь, на моей крова-ти! На моей груди. В моих руках. Ты никуда от меня не денешься. Ты давно уже мой…' А уязвлённая гордость требовала наказания. Боли, страдания, мучений. Чтоб понял, чтобы осознал. Чтоб усвоил раз и навсегда, с кем имеет дело.
'Ведь я же не какая-нибудь там пастушка из твоего племени, я — дочь Правителя Империи!'
А сердце ныло. Негромко. Куда ему равняться с гордыней, наполнявшей сердце принцессы с рождения! Но боль сердечная всё ж таки вызвала запоздалую мысль: 'Нельзя было так'.
Ведь каждую ночь почти вот так и получается. Обида! Обида постоянная. И не будет ей конца. Никогда! Пока кто-то из вас не уступит, не усмирит свою гордость.
* * *
При виде Альвиты, Кэйдар внутренне напрягся. Какие новости она принесла?
Он ещё помнил последний приход смотрительницы, её известие о смерти Стины (черноволосой полногрудой красавицы с лёгким улыбчивым характером), о смерти новорожденного младенца, его первого сына.
