— Не было ничего раньше! — Выкрикнула ему в лицо, а он растерялся, моргнул, вски-дывая голову.
— совсем ничего не было? — Айвар улыбнулся. Эта разительная перемена в поведе-нии, в чувствах хозяйки и любовницы его удивляла. Он не находил ей причины. Ясно, что всему виной этот будущий ребёнок. А она, наверняка, напугана. Не ждала таких последствий. Поэтому и пытается исправить ситуацию, выровнять положение. И если ведёт себя так, значит, боится разоблачения, боится того, что кто-то узнает, кто настоящий отец её ребёнка.
— А что ты хочешь услышать? — выкрикнула Айна, теряя терпение. — Да, мне хорошо было с тобой. При всей твоей неопытности… Да, ты мне нравился. И сейчас нра-вишься… Даже больше того: я люблю тебя. Люблю, слышишь! Ты это знать хотел?! Так я и раньше не скрывала…
Примолкла, переводя дыхание, пытаясь успокоиться. На Айвара не смотрела, сиде-ла, опустив голову, потирая пальцами виски.
— Я никого так не любила, — заговорила снова, но уже тихо, вполголоса. — Даже Лида-са…
Это не любовь — это ослепление, это болезнь… Я смотреть на тебя не могу без дрожи. Хочу обладать тобой… Прижать вот так, — сомкнутыми руками коснулась груди, — к самому сердцу — и никому, никогда… Ты не понимаешь этого, ты сам не знаешь, что это значит…
…Но видеть тебя рядом, постоянно видеть — и не сметь заговорить, не сметь смот-реть на тебя? Это же мука! Мука, а не любовь…
А тут же ещё рядом Лидас…
— Он уехал, — напомнил Айвар.
— Он вернётся. И всё будет по-старому. А я не хочу больше так мучиться. Поэтому уйди отсюда, и это не просьба, это приказ.
— А я не хочу! Не хочу, чтоб всё закончилось вот так, — тут уж пришла очередь Ай-вару говорить, — Это всё и вправду игру напоминает. Захотелось — подозвала к себе, расхотелось, наскучил — вон отправила… А я не хочу, чтобы так. Чтобы без всяких объяснений… Зачем тогда вообще было говорить о каких-то чувствах, если потом…
— Какие тут уже чувства?! Я не за себя одну уже решаю. Мне о ребёнке своём в первую очередь думать надо. А ради него я от всего отказаться готова, даже от тебя, — при этих словах Айна поднялась, стояла напротив Айвара, глядя ему прямо в глаза. — Чем ты недоволен, я не понимаю? Ты, как всякий мужчина, получил свою долю удовольствия. Мне тоже будет, что вспомнить… А сейчас иди отсюда! Иди или я охрану позову.
— Но ведь это же и мой ребёнок тоже…
— Нет!!! — выкрикнула в лицо с такой силой страсти, что Айвар вынужден был не-вольно отступить на шаг.
— Да! Я знаю это. Я помню, как Лидас Кэйдару рассказывал… У него не может быть детей. Ему так врач сказал… После ранения на охоте… Он ещё мальчишкой был тогда…
— Это его ребёнок! Его! — Айна кричала о том, во что сама хотела верить, во что заставила себя верить.
— Мой! — чем громче кричала она, тем спокойнее и увереннее был его голос. Для Айны это было особенно невыносимо. И она не удержалась, ударила по лицу, но Айвар даже не попытался уклониться, повторил ещё раз, и ещё:- Ну, мой! Мой же!
— Нет!!! Нет! Нет…
Её лицо мучительно исказилось, она чуть не рыдала от отчаяния. А он не хотел молчать, хоть и не позволил избивать себя: поймал обе руки за запястья, притянул к груди, зашептал с неменьшим возбуждением:
— Я знаю, что он мой… Вы потому и прогоняете меня, что и сами это же знаете. Ведь так же? Так! И я не уйду отсюда, пока вы не подтвердите, не скажете, что я прав…
— Отпусти! Не прикасайся! — Айна дёрнулась в отчаянной попытке освободиться. — Убери руки! Как ты смеешь вообще?..
— Это что здесь такое происходит?! — Они разом посмотрели в сторону Кэйдара, и Айвар тут же отступил, тяжело дыша всей грудью. — Он приставал к тебе, да? — Айна не ответила, стояла, закрыв лицо ладонями, отвернувшись от всех. Она даже не гля-нула, не отняла рук, когда выводили Виэла, только плечи её вздрагивали, как при плаче.
— Может, ты мне всё-таки скажешь, что это было? — а Кэйдар уходить не спешил, так и стоял посреди комнаты.
— Ничего не было! — Айна выпрямилась, расправила плечи, взглянула на брата ог-ромными, влажно блеснувшими глазами. — И вообще что ты здесь делаешь? Здесь, в моей спальне?
— У одного из твоих охранников вывихнуто плечо, другой до сих пор на полу кор-чится, — и я должен был пройти мимо? А тут ещё такие вопли, в коридоре слышно, — Кэйдар ухмыльнулся. — Скажи ещё, что я появился не вовремя? Я спас тебя от варвара и насильника. Я видел, как он хватал тебя за руки… Не переживай, он будет наказан в соответствии с совершённым преступлением. Хотя ты можешь сама решить, как казнить его. Если смерть на городской стене кажется тебе слишком мягкой…
— Не надо никакой казни! Ничего этого не надо, — Айна опять отвернулась. — И не приставал он ко мне вовсе…
— Но я же видел!
— Ты не так всё понял. Вернее, неправильно понял.
— Хочешь сказать, он не держал тебя за руки? — удивился Кэйдар. — Но я же видел! И вообще, как раб посмел к тебе прикоснуться? Только за это он должен быть нака-зан… Как он смел войти к тебе в спальню? Такую наглость надо сразу же пресекать. Говорил же я Лидасу: он слишком с ним мягок. Вот они, последствия этой мягкости!
Но раз уж Лидаса нет, я сам буду наказывать его невольника, — Кэйдар повернулся уходить, и Айна не удержалась, крикнула ему в спину:
— Кэйдар, не надо! Прошу тебя, не убивай его!
— Что? — он обернулся к Айне лицом, но та, понимая, что этими словами выдала себя с головой, стояла, зажав рот пальцами обеих ладоней. — Что ты просишь? Я не по-нял… Объяснишь ты мне всё наконец?
— Оставь его до приезда Лидаса. Пусть он сам с ним разбирается. — Она пыталась вернуть своему голосу утерянную властность, но сама понимала, как неискренне он звучит.
— Сама знаешь, каков твой Лидас. Слабак и рохля. К тому же я предупреждал его однажды, если что-то случится, я сам накажу его телохранителя. Сейчас сам момент того требует… — Кэйдар довольно улыбнулся.
— Ты не за меня радеешь, ты ищешь повод для мести. Мстишь ему за то, что он лучше тебя владеет мечом. За то, что он посягнул на твою жизнь однажды и жив после этого остался. — Айна впервые высказала Кэйдару то, о чём думала раньше, знала, что этим вызовет ярость в ответ, но и удержаться не смогла.
— Что за чушь?! — и куда подевались все его выдержка и сдержанность, которые он старательно воспитывал в себе с недавних пор? — Как ты можешь вообще говорить такую чепуху? Мстить — рабу?! Такое даже спьяну не придумать!
— А разве не так? — Айна смотрела на брата, вызывающе вскинув голову, выдвинув подбородок. — Я сама видела! Видела, как ты взбесился тогда…
— Да если б я только захотел!.. Я уступил оба раза, пожалел…
— О! Мой брат говорит о жалости! — Айна рассмеялась громко, аж на носках качну-лась. — Разве ты способен на жалость? Неужели знаешь, что это такое?
— Слушай, я не понимаю, чего ты хочешь? — прямо спросил Кэйдар после долгого изучающего взгляда. — Тебе, что, просто нравится лишний раз выводить меня из себя?
— Отпусти его! — выдохнула Айна, даже не смутившись под его взглядом. Она в эту минуту обо всём забыла — о страхе разоблачения, о собственной вине, о совести, о чести потомственной аристократки, — об одном лишь думать могла, о спасении доро-гого для себя мужчины.
— Ну-ка, ну-ка! — Кэйдар руку вскинул, будто хотел всех к молчанию призвать, будто не было их здесь
