— Тебя долго не было, — первой заговорила всё-таки Айна, но в голосе не было и намёка на упрёк. Вообще в нём ничего не было. Эта фраза родилась лишь потому, что Айна тяготилась молчанием, тяготилась его присутствием, а о чём говорить с ним, не знала.
— Да, долго, — отозвался Лидас. Он всё ещё стоял перед ней, сидящей в кресле, как проситель. Торопился увидеть, так торопился, что даже переодеваться не пошёл, а ведь попал ночью под дождик, и сейчас мокрая одежда холодила тело, была непри-ятна, а в голове то и дело пробегала одна нехорошая мысль: 'Не простудиться бы… Надо было о горячей ванне распорядиться'. — Похороны — это всегда долго. Да и дела всякие накопились, я же не был там шесть лет. И теперь уже вряд ли попаду…
— А что, твой брат не будет рад видеть тебя снова? — Айна усмехнулась, нервно постукивая пальцами по подлокотнику кресла. Нет, не этим совсем занята была её голова, но и заговорить первой она не решалась почему-то.
— Гирану сейчас не до меня ещё долго будет. — Непонятная тревога и Лидасу переда-лась, он сам начал нервничать. Потому, что не знал, о чём хочет говорить с ним Айна, чувствовал только: неприятное что-то предстоит. Или уже произошло в его отсутствие.
Отец всемогущий! Лучше бы она кричала, ругала, швырнула в него эту свою по-душку, которую прижимает сейчас к груди, как собственного ребёнка. Ну, что же ты так смотришь?! Ни радости, ни злости — одно равнодушие! Спокойное равнодушие, без тени любопытства.
Как её расшевелить? Как её заставить увидеть меня, своего мужа? Меня не было рядом больше двух месяцев, а ты точно забыла меня! Насовсем и навсегда!
— Как наш ребёнок? Седьмой месяц идёт, так ведь? — спросил, зная, что тема буду-щего материнства всегда вызывала у жены бурную реакцию. — Тебе в декабре рожать, я помню…
— Похвально. — Айна в ответ чуть-чуть бровями повела. Подумалось: не скажет больше ничего, не двинется, — нет, продолжила, глядя Лидасу прямо в глаза:- Больше пяти лет мы с тобой вместе прожили, ты с самого начала знал, как важна для меня эта тема. Я на многое глаза закрывала, многое терпела, на многое пошла, чтоб только ребёнка родить. Всё равно, кого. Я хотела всегда быть матерью, как хотят этого все женщины…
— Разве ты… — Лидас осёкся, не договорил, смутился под строгим взглядом Айны, подкреплённым нетерпеливым взмахом руки: 'Тихо! Не перебивай!'
— Ты видел мои страдания? Видел, что я со своей стороны принимаю все меры? — Она чуть вперёд подалась, хотя выпирающий живот и мешал ей, вцепилась пальцами в резкое дерево подлокотников. — Видел?
— Айна, о чём ты… вообще? — Лидас возмущённо развёл плечи, вытянул шею. Удив-лённо раскрытые глаза, влажные волосы, прилипшие ко лбу, — он был растерян и удивлён и поэтому, видимо, выглядел беспомощным.
— Ты знал, что это бесполезно?! С самого начала знал, что ничего этого не будет. Ещё до свадьбы знал, что бездетен. И промолчал! Промолчал!! По твоей вине я должна была умереть бесплодной… Ты обманывал меня, ты умолчал перед Отцом… Он, если б знал, нашёл бы мне другого мужа… На что ты надеялся? На вмешательст-во Создателя? На мою измену?
Я посвятила свою жизнь, свои лучшие годы мужчине, не имеющему никакого права зваться мужчиной… Бездетному, бесплодному, не годному ни на что…
— Неправда! — Лидас был изумлён вдвойне резкой переменой во всём облике Айны и ещё тем, что услышал. Ему как будто в лицо плюнули. Но изумление это было не из тех, когда немеет язык, перехватывает горло, а тело слабеет разом. Нет! Он крикнул ей в лицо всего одно слово, но зато так громко, так резко, с такой силой, что теперь уж Айна поражённо вскинула брови. А Лидас снова повторил, но уже тихо, почти шёпотом:- Неправда…
— А что тогда правда? — Айна быстро нашлась, что ответить. — Ты же сам Кэйдару говорил. Про несчастный случай на охоте… Он заявил, что во мне не твой ребёнок. Что я спала с другим… Ты тоже думаешь, что это так, да? Скажи мне честно!
Куда делось её равнодушие? Пламя негасимое было в её взгляде. И румянец на бледных щеках добавлял её облику невиданную страстность и силу. Вот оно, её истинное лицо, которое она скрывала под маской равнодушия и скуки. Лишь в мо-менты близости, да и то не каждый раз, она бывала такой вот, способной на безрас-судство, на порывы и поступки, чьи последствия потом могли повлиять на всю её дальнейшую жизнь.
— Да. — Лидас отвёл взгляд, опустил голову, будто признавался в чём-то постыдном. — Я думал поначалу, что он от Адамаса… Тем более, и повод был… И по срокам всё сходилось. — Айна громко хмыкнула при этих словах, с презрением, с негодованием, но Лидас не дал ей рта раскрыть, дальше продолжал:- Тогда мне всё равно было, я не меньше твоего хочу иметь ребёнка. Да и Адамас… он же нравился тебе… Значит, и ребёнок должен был быть желанным.
— И ты ломался тут передо мной! — Айна выбросила руку, пальцем указывая на за-стеленный ковром пол. — Разыгрывал перед всеми будущего папочку! Счастливого отца! И скажи ещё, что это не подло, не бесчестно!
— Айна, подожди, я ещё не всё сказал, — Лидас голос повысил. И откуда в нём эта властность, это умение командовать — не просить? И тон этот? И громкий голос? — Да, я проговорился однажды Кэйдару. Но тогда я и сам был уверен, что у меня не может быть детей… Но твоя беременность… — Лидас плечами пожал. — Поначалу я думал, что он от Адамаса. Но ты же не признавалась. Ты так мне и не сказала ничего… Тут и засомневаться недолго.
А теперь я точно знаю, что он мой. Я проверялся там… — Мотнул головой. — Я был у лекаря, у прекрасного врача… Он сказал, что я здоров.
— Уж, не у того ли, который лечил тебя после того ранения? — Айна презрительно скривила губы.
— Нет. Тот был шарлатаном. Конечно, он спас меня тогда. После удара кабаньих клыков это не всякому под силу. Но если б ты видела, с помощью каких средств. Пара отточенных ножей, штопальная игла и обычные нитки. И всякие травы ещё. Поразительно, что я не помер в той горной деревушке. Две недели в беспамятстве провалялся, а потом месяц, пока смог подняться.
До детей ли мне тогда было, в четырнадцать лет? Живым бы хоть остаться… — Лидас усмехнулся с горечью. Он впервые делился с Айной своим прошлым, самым неприятным его моментом, но не ждал от неё насмешки или сарказма, верил, что она поймёт и пожалеет о словах, бросаемых в ярости.
— А ещё я видел свою дочку, — у Айны от изумления аж рот приоткрылся. Уж об этом она точно впервые слышала. А Лидас смотрел на неё с нескрываемой гордо-стью, с довольной улыбкой. Продолжил, отвечая на все её не высказанные вслух вопросы:- От женщины, которая была у меня ещё до тебя…
А девочка хорошенькая, красавица растёт. Ей только седьмой год пошёл. Я её до этого ни разу не видел, и она 'отцом' называет другого мужчину…
В голосе Лидаса звучала тёплая грусть, если только так можно было назвать это чувство, и Айне стало вдруг обидно, что не её ребёнку предназначена такая неж-ность. Будет ли он так любить её сына, если сомневался в своём отцовстве? Не будет ли это чувство в будущем преградой? Полюбит ли он его после рождения?
— Ты никогда не говорил ничего о себе! — упрекнула, недовольно хмуря брови.
— О дочери я и сам лишь в этот раз узнал, — Лидас продолжал улыбаться, глядя на Айну. Да, в ней что-то изменилось за эти месяцы, появилось что-то неуловимое, строгость какая-то и как будто степенность. Наверное, беременность тому виной. И всё равно это она, прежняя Айна, его Айна, его жена, его красавица.
— А о том, что у тебя будет… — Айна не договорила, перевела глаза, недовольно поджимая губы. Лидас обернулся — слуга на пороге спальни возник неожиданно, стоял, низко опустив голову, не смея заговорить первым.
— Ну? — Айна чуть повысила голос.
— Отец Воплощённый желает видеть господина Лидаса.
— А я думала, сразу с дороги ты только меня захочешь видеть, — Айна снова посмот-рела на Лидаса. Сидела, положив раскрытые ладони на живот, так, что локти про-должали упираться в подлокотники. Подушка с узорчатой вышивкой сползла на пол, лежала у ног.
