принадлежность данной культуры?
В общем случае можно смело утверждать, что данная культура принадлежит индоевропейцам, и в этом отношении у исследователей особых разногласий не возникает. Что касается ее происхождения, то здесь, как это часто бывает, мнения ученых разделились. Одни усматривают в ней родство со средне- днепровской, другие видят в ней синтез фатьяновской, срубной и местной, третьи рассматривают абашевскую как продолжение фатьяновской и т. д. Так, по мнению К. В. Сальникова, «абашевцы продолжили движение своих предков — фатьяновцев — в восточном направлении, достигли Башкирии, перешли через Урал и в начале I тыс. до н. э. дошли до берегов р. Тобола, а в дальнейшем были поглощены андроновскими племенами»{309}.
Абашевскую культуру сегодня вполне определенно связывают с предками индоиранцев.
К примеру, И. В. Денисов в статье «Некоторые проблемы археологии бронзового века Волго-Уралья и ведийско-авестийские сказания» утверждает: «Выборка вещевых наборов богов и героев из текстов «Ригведы» и «Авесты» и совмещение их с материалами конкретных комплексов эпохи бронзы показало: во- первых, саму возможность такого подхода; во-вторых, наличие нескольких территорий локализации протоиндоариев и протоиранцев на карте Волго-Уралья. Так, протоиндоариями, вероятно, являлись племена абашевской культуры Дона и синташтинской — Южного Зауралья и Притоболья. С протоиранцами следует связывать покровское (раннесрубное) население Низкого Заволжья»{310} .
В этой же статье приводятся некоторые данные имеющие прямое отношение к теме данной книги. Дело в том, что на керамике раннего этапа куро-аракской культуры Южного Кавказа, обнаружены элементы орнамента аналогичные федоровским{311}. Напомню, что в 1-й части книги мы упоминали о куро-аракской культуре, население которой говорило на хуррито-урартских диалектах и в сложении которой приняли участие индоевропейцы. Более того, как утверждает И. В. Денисов, «некоторые прототипы форм абашевской посуды выявляются в древностях протоколхской культуры конца Ш — первой четверти П тыс. до н. э.{312}».
В свете сведений о присутствии памятников абашевской культуры на территории Волго-Окского междуречья, нет ничего удивительного в том, что C. B. Жарникова обнаруживает здесь гидронимы соответствующие наименованиям криниц в «Махабхарате»: (Криница/Река в Поочье) — 1. Агастья/Агашка, 2. Акша/Акша, 3. Апага/Апака, 4. Арчика/Арчиков, 5. Асита/Асата 6. Ахалья/Ахаленка 7. Вадава/Вад 8. Вамана/Вамна 9. Ванша/Ванша 10. Вараха/Варах 11. Варадана/Варадуна 12. Кавери/Каверка 13. Кедара/Кидра 14. Кубджа/Кубджа 15. Кумара/Кумаревка 16. Кушика/Кушка 17. Мануша/Манушинской 18. Париплава/Плава 19. Плакша/Плакса 20. оз. Рама/оз. Рама 21. Сита/Сить 22. Сома/Сомь 23. Сутиртха/Сутерки 24. Тушни/Тушина 25. Урваши/Урвановский 26. Ушанас/Ушанец 27. Шанкхини/Шанкини 28. Шона/Шана 29. Шива/Шивская 30. Якшини/Якшина{313}.
Между тем, вышеприведенный список индоарийских гидронимов на территории Северо-Восточной Европы далеко не полон, в чем читатель может наглядно убедиться рассмотрев Приложение 3. Замечу, что приведеные в приложении гидронимы относятся только к Русскому Северу. Таким образом, нет ничего невозможного или случайного в том, что гидроним
Сейчас мы должны сделать одно небольшое, но очень важное замечание.
Как уже, очевидно, читатель понял, на территории Восточной Европы присутствует ряд субстратных слоев древней индоевропейской топонимии: иранской, балтской и славянской. Иранская топонимия, большей частью, концентрируется в районе степной и лесостепной полосы, балтская располагается на северо-западе Восточной Европы. Славянская, она считается более поздней, разбросана достаточно широко и характеризуется, как это обычно предполагается, миграционным движением славян (точнее словен) с территории гипотетической славянской прародины.
При всем этом следует отметить, что письменность у балтов, а следовательно, и достаточно обширный материал для изучения их лингвистических древностей, появилась только в середине XVI века{314}. Начало славянской письменности обычно относится ко временам Кирилла и Мефодия, т. е. к IX веку (863 г.). Представления о языке древних иранцев можно почерпнуть из «Авесты»{315} (бесспорно кодифицирована не ранее IV в.){316}, древнейшие части которой складывались в Средней Азии{317}. Достоверно известно, что иранский язык пришел в Перейду в I тыс. до н. э., но был ли он всеобщим, государственным языком или только языком социальной верхушки, это, к сожалению, неизвестно{318}. До нас дошли слова Дария (р. ок. 550 г. до н. э., правил 522–486 гг. до н. э.) утверждавшего, что он «первый приказал писать по-арийски»{319}.
Кроме того, особо следует отметить, что лингвисты зачастую пытаются строить свои представления о формах индоевропейского праязыка, изучая наиболее древние и богатые письменными памятниками языки, как-то: древнеиндийский, древнеиранский, древнегреческий, латинский. Представление об индоевропейском праязыке в современной науке, как это отмечает В. Н. Топоров, основывается именно на их изучении{320}. Между тем, ни в Иране, ни в Индии, ни в Греции, ни на Апеннинском полуострове индоевропейцы не являются автохтонами, также как и в Западной Европе вообще{321}.
Санскрит, равно как авестийский, древнеперсидский, латынь и древнегреческий языки, является результатом лингвистического взаимодействия туземного неиндоевропейского населения и некоторого количества индоевропейских завоевателей, которые не сумели навязать местным жителям свое произношение и усвоили громадное количество туземной лексики. Под действием неиндоевропейского субстрата оказались изменены и даже сломаны индоевропейские грамматические формы вышеуказанных языков (пиджинизация). Сведения же о некоторых диалектах, к примеру, о скифских, настолько ничтожны, что вызывает удивление сам факт причисления их к не только к какой-либо группе, но и к индоевропейской семье вообще.
Направление миграций древних индоевропейцев в общем-то угадывается без труда — с севера на юг, а точнее еще и на запад и восток, причем первоначальная территория, согласно древнеиндоевропейской мифологии, несомненно находится в зоне с умеренно-холодным и холодным климатом. Ахура-Мазда, обращаясь к Спитамиду Заратуштре, говорил: «Там — десять зимних месяцев и два летних месяца, и они холодны для воды, холодны для земли, холодны для растений, и это — середина зимы и сердцевина зимы, — а на исходе зимы — чрезвычайные паводки»{322}.
Кристиан Ж. Гюйонварх и Ф. Леру, обобщая данные кельтской мифологии, указывают: «Воспоминание об этой арктической прародине сохранилось, с одной стороны, в мифах о северном происхождении ирландских Племен богини Дану, а с другой — в названии гипербореев, которым греки обозначали кельтов (или германцев) северо-запада Европы»{323}. Кельты не являлись автохтонами на территории той же Германии, равно как и современной Франции. Однако самое интересное состоит в том, что, повторюсь, кельто-италийские, иллирийские, германские, балтийские и славянские языки, все обнаруживают ряд лексических изоглосс общих с тохарскими{324}.
Таким образом, самая общая локализация индоевропейской прародины сужается до территории бытования культур шнуровых керамик, а в более отдаленной ретроспективе этот вопрос приобретает гадательный характер. Как бы там ни было, но, по словам выдающегося отечественного языковеда Ф. П. Филина: «Общеславянский язык во второй половине I тыс. до н. э. имел безусловные схождения с древнебалтийскими диалектами и несомненные ощутительные связи с северно-иранскими языками»{325}. В I тыс. до н. э., как известно, сформировалась дьяковская культурная общность, просуществовавшая вплоть до раннего Средневековья.
Все вышеперечисленые обстоятельства прекрасно известны историкам и лингвистам и похоже, что в последнее время наблюдается тенденция к определенному переосмыслению некоторых основных положений в области восстановления форм индоевропейского праязыка. Далее я предоставляю слово акад. В. Н. Топорову.
«Новые открытия и сопровождавшая их ревизия взглядов создали новую ситуацию, оказавшуюся благоприятной для уяснения возможностей нового понимания роли балтийских языков в их отношении к
