км располагался еще один пост № 3. На эти посты завозили продукты и все необходимое впрок, так как при облачности сесть там было невозможно.
Еще дальше на восток, от поста № 3 в 40 км, находился г. Аллихель. Он был своего рода переходящим вымпелом. Утром наши десантники захватывали его и отдавали демократам, а ночью «духи» приходили и без боя забирали обратно. Так продолжалось, пока кто-то из советского командования не потерял терпения, и было решено провести маленькую операцию местными силами. По воздуху перевезли спецназ, по земле пошел десантно-штурмовой батальон. Город снова взяли, 'пожили' там с демократами дней 10 и вернулись. Были попытки установить там наши посты, но их каждую ночь обстреливали, и там разместили демократов. Те быстро нашли общий язык с «духами», стали от них просто откупаться. Теперь хочу рассказать самое интересное – об афганцах и их армии. Где-то я прочитал, что сами афганцы много лет назад про себя говорите: «Нет воина храбрее, чем афганец, нет воина трусливee, чем афганец.
Нет друга преданней афганца. нет друга коварней афганца'. Служить они не хотели. А воевать тем более.
Их интересовал дом, своя семья, свои дела, прежде всего – торговля. Продавали все. То, что было дефицитом в стране развитого социализма, в феодально отсталом Афганистане оказалось
нормой. Правда, чего не хватало, так это древесины. Пользуясь близостью «шурави», они и из этого вытянули выгоду. Постоянно что-то клянчили, особенно их замполит. Он очень хорошо говорил по-русски с украинским прононсом. Нам сказал, что учился в Киеве в общевойсковом политическом училище[9*]. Так что водку он пил и салом закусывал, причем, когда самим не хватало, приходилось его прогонять. Уходя, мог захватить какую-нибудь доску или трубу. На замечания всегда отвечал, что у «вас страна большая и все есть, а мы бедные». Лукавил. На территории своей части он держал духан, забитый до отказа всякой всячиной. Продавцом у него был солдат. Таким же духаном владел командир роты.
Со стороны трудно было понять, чем их подразделение занимается. По натянутым антеннам я предположил, что это отдельная рота связи. Единственный пост у них располагался возле неогороженного сооружения, скорее всего казармы, на котором висел какой-то лозунг. Вооружение у бойцов – карабин со штык-ножом и одним патроном в патроннике (для оповещения). Очень любили фотографироваться. Как-то их замполит попросил сфотографировать всю роту вместе и каждого отдельно, чтобы домой отправить снимки. На следующий день эти фотки продавали в обоих духанах. Питались они намного лучше нас – каждый день свежее мясо. Многие просто не ели мясо из банок, так как оно должно быть приготовлено по мусульманским обычаям.
Как-то к нам зашел афганский замполит и сказал, что у него забирают 20 солдат на Аллихель. Утром следующего дня у них началась какая-то непонятная возня. Оказалось, ночью сбежали 12 солдат. К обеду стали готовить совместный выезд с группой из 56-й бригады для поиска этих бойцов. По всей видимости, комбригу подп-ку Раевскому «сверху» дали указание – помочь. Нас посадили в готовность. Эта «экспедиция» мало что дала – к вечеру привезли лишь одного беглеца. Как сказал замполит, остальных ночью «духи призвали».
Афганские вертолетчики устраивали коммерческие перевозки. Мы видели пассажиров вертолета, привязанных ремнем к основной стойке шасси! А поначалу мы удивлялись, как рейсовый автобус («бурбахайка») может мчаться по дороге, весь облепленный афганцами.
Я обрисовал малую часть того, что видел. На совместных боевых операциях картина была куда хуже. Вначале высаживали «демократов», следом – наших. Часто афганцев приходилось гнать пинками, те падали, не шли, хоть расстреливай. И всегда заключительную точку во всех операциях ставил «шурави». Я иногда спрашивал у командиров, зачем нам эта война, если самим афганцам она не нужна…
После двух недель пребывания в Гардезе нас выдернули в Кабул. Мы уже поняли – что-то готовится, и не ошиблись. Была прямая дорога в Панджшер. Перелетели в Баграм, откуда предстояло работать. В данном районе летать еще не доводилось, но были наслышаны о нем до страха. Однако уже имелся определенный опыт, на который мы и рассчитывали. Работка предполагалась не сложная, на недельку. Наше звено отправили в помощь постоянно дислоцированной в Баграме 262-й ОВЭ. Ее командир определил нас в ударную группу, а свое звено – в группу разведки и целеуказания (эти ребята, в отличие от нас, знали район). Вертолеты перебросили одну роту 345-го десантно-штурмового полка. Особого сопротивления не было.
Вот тут я и заметил, насколько дерзко действовало наше звено. Мы заняли позицию между площадкой десантирования и предполагаемым противником, хотя это должны были сделать «разведка и целеуказание». Такое решение Иванов принял сам, увидев, как звено из 262-й ОВЭ после пары выстрелов вдоль площадки заняло позицию наблюдения. Авианаводчик нашими действиями остался доволен – понимали его с полуслова. Грамотное прикрытие площадки отметил сам командир 262-й эскадрильи. (Через год мы снова работали вместе с теми же ребятами и в том же районе. Это были уже дерзкие вертолетчики, не уступали нам ни в чем). Десантники, по всей видимости, справились быстро, так как их стали забирать назад не через неделю, а на пятый день. Мы вернулись домой – в Кабул, и весь следующий день стирались, парились, гладились.
Примерно 10 декабря нашему звену была поставлена задача перелететь в Кандагар в распоряжение командира местного полка[10*]. К тому времени в кандагарском полку много летчиков погибло (по-моему, даже одну эскадрилью заменили досрочно по психологическим мотивам). В боевой операции, проведение которой наметили юго-восточнее Кандагара, решили задействовать экипажи из других частей (по звену Ми-8 и Ми-24 выставили Кабул, Газни и Джелалабад). После высадки десанта мы дней пять обеспечивали доставку средств снабжения. Операция оказалась не масштабная (по крайней мере, я ни одного выстрела не слышал), но убитых и раненых оттуда вывозили. В «черный тюльпан» грузили «двухсотых» даже в полиэтиленовых пакетах. Что там происходило, не знаю. За все время ни один вертолет не был подбит, хотя двумя месяцами раньше в том районе сбивали каждый пятый вертолет. Очевидно, потери были понесены при подрывах на минах, растяжках и в периодических перестрелках.
Не дожидаясь конца операции, кто-то из местного командования поставил нам задачу перегнать старые вертолеты в Союз. Техника была, мягко говоря, изрядно потрепана. Блоки НАР были сняты, вместо них висели дополнительные баки. Из Кандагара мы взяли курс на Шинданд. Так как из вооружения были только пулеметы и личное оружие, то высоту перелета набрали максимальную, на которую только была способна эта техника – 4500 м. В Шинданде мы пробыли 2 дня, согласовывая вопрос пересечения границы. Перелетели ее над Кушкой, с дальнейшим курсом на аэродром Мары. Там нас встретили пограничники и таможенники (как туркменские, так и узбекские таможенники сами решали, что можешь перевозить, а что – нет). После досмотра наши вертолеты были разоружены и сданы под охрану. Следующим утром мы получили «добро» на конечный этап перелета до Кагана. Там «двадцать четверки» передали инженерной службе и ночью поездом направились в Ташкент. На местном аэродроме Тузель мы встретили ребят из первой эскадрильи нашего полка (Ан-12), они нас и забрали домой. После двухнедельных скитаний мы прибыли в Кабул. До нового года боевые операции не проводились. Летали только на обеспечение и
