слой пыли, зимой – грязь. Высыхает и снова превращается в пыль.
Пару раз пришлось летать в Джелалабад, сопровождая Ми-8. Что меня там поразило, так это полное отсутствие намека на зиму – джунгли, пальмы, обезьяны. Говорят, что там круглый год купаются.
В конце января борттехникам запретили участвовать в боевых вылетах из-за неоправданных потерь. Теперь надо было думать, как защищать отход. Во-первых, без всяких согласований наш командир звена Иванов перешел к полетам только на предельно малой высоте (10-15 м). Это давало ряд преимуществ: абсолютное большинство имевшихся у моджахедов ПЗРК не могло поражать цели, идущие столь низко; из- за высокой угловой скорости перемещения вертолета ухудшалось прицеливание по нему стрелкового оружия, включая ДШК (этот массивный пулемет оказался слишком «неповоротливым»). Во-вторых, стали применять полет со скольжением, частое изменение курса, использовали складки местности. В-третьих, применили новые тактические приемы: удары стали наносить с разных направлений, чаще со стороны солнца; при отходе ведомый с безопасного удаления с кабрирования пускал НАРы, прикрывая ведущего. Порой мы снижались до 3-5 м. Для стрельбы по вертолету моджахедам приходилось взбираться на крыши домов, а оттуда мало кто сам спускался.
Полеты у самой земли, конечно, были рискованными, но не опаснее, чем попасть в прицел «духам». Время шло, опыт накапливался. Порой казалось, что по нас перестали стрелять. Но потеря бдительности таила смертельную опасность. Это Восток…
Для себя я сделал еще одно наблюдение. Если в поле никто не работает – в кишлаке «духи». Боясь попасть под шальную пулю во время бойни, народ прятался по домам. Но эта примета еще не означала, что из кишлака по нас будут стрелять. Скорее, моджахеды там дожидаются ночи, стараясь не поднимать шум раньше времени.
Были кишлаки, к которым не следовало вообще подходить. Например, Мухамед-Ага (Мухамедка, там, где нас 29 сентября 1985 г. подбили) – настоящее осиное гнездо под боком у 3-го батальона 56-й ОДШБр, который располагался в Бараках. Этот батальон там регулярно шорох наводил, но бесполезно. Кругом «зеленка». Мы ее старались обходить на удалении не менее 2 км либо провоцировали для разрядки. Не тащить же снаряды домой.
21 февраля 1986 г. впервые с начала афганской войны был сбит вертолет ночью. Погиб зам. командира нашего полка по летной подготовке подп-к И.Ф. Пиянзин.
Пиянзин решил «подлетнуть» во избежание перерыва в полетах ночью. В его экипаж входил штурман звена ст. л-т А.В. Васильев, с которым мы ужинали за одним столом. Он быстро поел и со словами: «Пиянзин не любит ждать», – выбежал из столовой. Поужинав, мы с Исаевым вышли и, всматриваясь в небо, пытались разглядеть вертолет. Вдруг над Кабулом на высоте где-то 2000 м появилась яркая вспышка. Горящие обломки разлетались и падали вниз. Через полчаса все выяснилось. Пиянзин[13*] погиб. Васильев выпрыгнул с парашютом, в воздухе каким-то обломком вертолета ему оторвало ногу, приземлившись, он потерял сознание. Его подобрали афганцы, стропой перетянули ногу и отвезли в госпиталь. К счастью, он выжил.
Пора рассказать об условиях службы и быта. Жили в деревянных щитовых домиках, так называемых модулях. Сразу у входа слева – умывальник, справа – оружейка. В домике находились ленинская комната (именуемая комнатой досуга) и 3 комнаты отдыха экипажей, каждая из которых была рассчитана на 6 человек (одна пара). Офицеры управления эскадрильи жили отдельно, в таких же условиях. В каждой комнате имелся кондиционер БК-1500, который в жару не справлялся, и его приходилось обливать водой. Дежурил по модулю кто-нибудь из летного состава, а дневальными заступали 2 солдата.
Перед приездом нам выдали летные комбинезоны песочного цвета. Прежние голубые комбинезоны из синтетики отменили по целому ряду причин. Во-первых, в них было жарко. Во-вторых, небезопасно – при пожаре такой комбинезон мог расплавиться и прилипнуть к телу. Однако новое летное обмундирование не отличалось прочностью, лучшей подменой ему стала обычная хлопчатобумажная солдатская гимнастерка. Многие носили полевую форму, прозванную афганкой, хотя она была неудобна в полете. Обувь старались подобрать покомфортней. Летом в летных ботинках ноги парились, поэтому в ход шло все – от кроссовок до «Саламандры». Высокогорье (Кабул – 1835 м над уровнем моря, Гардез – 2350 м) вносило свои коррективы. Днем – жара невыносимая, ночью – холодно. Поэтому даже летом ночью приходилось одевать демисезонную куртку.
На складе выдавали сигареты, сырые и пропахшие плесенью. За это с нас удерживали определенную сумму. Прежде чем курить, приходилось все пачки раскрывать и трое суток сушить. Если скажу, что кормили плохо, сделаю комплимент работникам столовой. Создавалось впечатление, что все несъеденное шло по второму кругу с небольшим добавлением свежих продуктов. Тыловики это, конечно, отрицали. Только командир батальона обеспечения со своими службами жирел, а мы худели. Редко на столе можно было увидеть весь причитающийся летный паек. Качественные продукты постоянно заменяли какими-то эрзацами, причем комбат нам сообщил, что так позволяет поступать такой-то приказ. Я вспоминал, как кормили солдат афганской армии в Гардезе, и не мог понять: у кого развитой социализм?! Конечно, много воровали. И, конечно, не без ведома начальников. Я сам видел в духанах «Пятихаток»[14*] ящики сгущенки и говяжьей тушенки. Если ты хотел хорошо покушать, прошу в чипок [15*]! Выкладывай свои денежки и все получишь: и сгущенку свеженькую, и ветчину в баночках (югославскую и очень вкусную). У холостяков были хорошие шансы улучшить свой рацион, подружившись с поварихой или официанткой.
Командование питалось в отдельном зале. После XXVII съезда, когда провозгласили перестройку, гласность и плюрализм, столы вытащили в общий зал. Начальник политотдела настолько поверил в новые партийные лозунги, что как-то заявил: «Мы едим то же самое, что вы. Вот сегодня на первое харчо, на второе котлеты с гречкой». Тут он явно опростоволосился, так как у нас в тот день на первое был борщ, а на второе – макароны с тушенкой.
