Евгений Полетаев. Погиб в сбитом над Кабулом вертолете
С наступлением лета у многих стали проявляться старые болезни – обострение язвы и гастрита, появлялись новые – желтуха, расстройство кишечника. Для некоторых вердикт был окончательным – возвращение в Союз. Остальных положили в госпиталь (кого в Кабул, кого в Ташкент). Из оставшегося летного состава сформировали четыре звена и две пары. Неизменным осталось только звено к-на Иванова.
Жара давала о себе знать, порой температура доходила до + 55°С. Вертолеты плохо тянули. Еще и превышение аэродрома сказывалось. Взлетать и садиться стали по-самолетному. Изменился распорядок полетов: все задачи стали выполнять с 4.00 до 10.00, затем с 18.00. В основном, летали на сопровождение Ми-8 и транспортных колонн, прикрытие самолетов, взлетавших и садившихся в Кабуле. Дежурная пара находилась на стоянке, она же и выполняла прикрытие самолетов, которые из-за жары тоже прилетали рано утром или вечером. Днем аэродром замирал.
Зато оживлялся политотдел. После съезда бороться с «алкоголиками», в которые записывали всех, кто позволял себе хотя бы 50 грамм, стали с удвоенной силой. Итог был один: партийный или комсомольский билет – на стол, с соответствующими последствиями. Редко кого удавалось отстоять.
Из всего политотдела постоянно с личным составом полка, особенно с нашей эскадрильей, бывал ст. л-т Сергей Светилов, помощник начальника политотдела по комсомольской работе. Посещал модули, стоянку, летал с нами в грузовой кабине на прикрытие самолетов и сопровождение Ми-8. По натуре он боец. Для меня загадка, как он попал в политотдел. Некоторым летчикам следовало бы брать с него пример.
В июле из-за обострившейся язвы на неделю положили в госпиталь штурмана нашего звена ст. л-та Василия Исаева. На это время был взят летчик-оператор Азизов.
В середине июля провели небольшую операцию у «черной горы» и на неделю звеном остались в Джелалабаде. Это был рай. Появилась возможность каждый день после полетов купаться в «бучиле» (очищенное от камыша место на канале, куда выходили бани всех эскадрилий). Из парилки деревянные настилы вели в воду. Местные летчики досуг проводили неплохо. Практически у всех любителей рыбалки были удочки. Замечу, что питание там было намного лучше. По возвращении Кабул нам показался пыльным адом – еще при подлете издалека была видна пыльная мгла.
В августе планировалась операция в районе н.п. Гуриан (у границы с Ираном). От 50-го ОСАП туда направили наше звено и две пары, плюс восемь Ми-8. Также там были 4 звена из Джелалабада. Летели через Кандагар, на заправку приземлились в Лош-каргахе (наши называли – Лошкаревка), конечный пункт – Шинданд. В Шинданде стояла лишь отдельная эскадрилья, поэтому с размещением прилетевших была большая проблема. Нас поселили в какую-то полупустую казарму с одними матрасами (без подушек, одеял и постельного белья). Кроме того, летная столовая имела маленькую пропускную способность. Ели как попало или… вовсе не ели.
Быстро перелетели на аэродром Герат. Там уже находились десантники, которых мы должны были переправить. Получив задачу непосредственно на аэродроме, полетели. Выполнили не то две, не то три высадки, потом сопровождали Ми-8 и колонны. Операция проходила относительно спокойно. К тому времени из Шинданда подъехала колонна батальона обеспечения. Потерь со стороны авиации не было, хотя стрельба по вертолетам велась и была замечена даже пара пусков ракет. Работали 2 дня. Спали на аэродроме в вертолетах. Питались тут же.
Домой вернулись тем же маршрутом. Из Кабула летали каждый день. Экипажей стало меньше, а задачи остались прежние. Взамен погибших и больных в июне прибыли всего 3 человека: 1 командир экипажа и 2 оператора. Практически вся эскадрилья перешла к полетам на ПМВ, хотя официального разрешения не было. Летать на больших высотах стало небезопасно.
Потом началось самое интересное – «умиротворение». Главарей банд стали ставить в городах и кишлаках имамами или как там еще. Как объяснял политотдел, это был один из пунктов гласности и перестройки. Нам попытались запретить открывать огонь! Теперь при обнаружении стрельбы по вертолетам, мы должны были доложить координаты и ждать решения. Кто-то даже имел неосторожность высказать мысль – во избежание соблазна стрельбы вертолеты не заряжать. Мысль эту мы отвергли в грубой форме, ругая матом автора, невзирая на должность. На практике разрешения на стрельбу почти никто не спрашивал. Достаточно было одного выстрела с дувала, как домик тут же ровняли с землей. Ну, и, конечно, ничего не докладывали. Такого же мнения придерживались и «наземники». Водить за нос пропитанных войной людей, познавших гибель товарищей, было трудно. Строго выполняли запрет отнюдь не лучшие летчики. Один из них, услышав непонятный звук, выпрыгнул с парашютом, а летчик-оператор Радик Гайнанов подумал, что командир убит, взял управление на себя и произвел благополучно посадку (был награжден орденом Красного Знамени).
В сентябре исполнился год нашего пребывания в Афганистане. Ждали замену. Соседи наши (Ан-12), прилетая из Тузеля, говорили о каких-то вертолетчиках, но они меняли другие части. Всех это стало беспокоить. Сказывалась усталость. Лето в Афганистане переносилось гораздо хуже зимы, которая не так изматывала. Непроверенный источник сообщил, что замена будет в октябре, но не сказали где. Она прошла, но в Джелалабаде, а нам сообщили, что заменят в следующем месяце. Наше звено опять отправили в профилакторий.
Возвращаясь, мы узнали о гибели Жени Полетаева и Валеры Фомина[10*]. Они были сбиты 8 октября при наборе высоты над Кабулом. 19 октября над Кабулом на большой высоте также был сбит вертолет к-на Егорова[11*]. Командир погиб при попытке посадить пораженную ракетой машину, а летчик-оператор ст. л-т Владимир Белошапка уцелел, выпрыгнув с парашютом.
