личное участие и сам любознательный воевода. Конечно, очень показательно то, что именно Семен Ремезов стал для нас главным источником сведений о чертеже Сибири 1667 года. Это косвенно говорит за то, что Ульян Ремезов был причастен к работам по его созданию.
Если мы вспомним, что Семену Ремезову при составлении чертежей постоянно помогали сыновья, то можно допустить, что и Ульяну Ремезову тоже вполне мог помогать его сын: в момент составления Годуновского чертежа Семену Ремезову было уже 25 лет. Поэтому по всем данным Семен Ремезов, по меньшей мере, сам был очевидцем многих чертежных работ по составлению замечательного чертежа — атласа Сибири 1667 года.
Изучение наследия Ремезова помогло решить многие загадки Годуновского чертежа. При этом появилась возможность выяснить истинную структуру и некоторых других известных чертежей Сибири, например, отчетного чертежа русского посольства Н.Г. Спафария, ходившего в Китай через Сибирь в 1675– 1677 годах.
При отъезде из Москвы в Посольском приказе Н.Г. Спафарию 23 февраля 1675 года было поручено определить в Сибири 'сколько от которого города и до которого города или улуса до улуса, верст или милей или дни… и от Тобольска по дороге до порубежного китайского города изобразить все землицы, города и путь на чертеже… А на Москве явиться и всему тому статейный список и описание Китайского государства и дорог, на которые места из Москвы в Китай и из Китая к Москве ехал подать чертеж в Посольском приказе…'.
Уже из этого 'наказа' видно, что Н.Г. Спафарий и его помощники должны были в Сибири составить целый путевой атлас. И Николай Спафарий пообещал царю Алексею Михайловичу тщательно выполнить это задание. 10 мая 1675 года он из Самаровского яма (район современного Ханты-Мансийска) писал царю: 'А всем рекам и урочищам учиню я, холоп твой, подлинный чертеж и роспись (хотя со мною и чертещика нет)'. И тогда же к письму приложил свой первый подробный путевой 'чертеж с урочищи' реки Иртыша. Позже члены его посольства сделали то же на Оби, Енисее и Лене. Были занесены на бумагу и очертания берегов Байкала. Подробные же росписи всех этих чертежей он включил в виде особых вставок в описание своего путешествия по Сибири. Позже была выполнена и детальная схема реки Амур вместе с соответствующей росписью, на основе которой вскоре возникло широко известное 'Сказание о великой реке Амуре'.
Таким образом, стало очевидным, что и давно известный отчетный чертеж посольства также был сделан явно в виде атласа. Но и этот интересный атлас также не смог сохраниться до наших дней. Лишь в примитивной карте Сибири, напечатанной французским иезуитом д'Аврилем, сохранились слабые следы малоудачного использования его данных.
Но, как ни велико значение сообщений Семена Ремезова по истории ранней сибирской картографии, все-таки объем его знаний в этой области не следует преувеличивать. Ремезов о многом важном не ведал. Так, он был не прав, когда считал, что чертеж Сибири 1667 года был первым. Доказано, что такие документы составлялись еще в конце XVI — начале XVII века и уже в ту эпоху делались по единому образцу. Например, в конце XVI века был создан 'Сибирский чертеж от Чердыни' — изображение пути в Сибирь от города Чердыни. Целый атлас сибирских маршрутов относится к концу двадцатых годов XVII века, вскоре после того как в Москве появилась знаменитая 'Книга Большому чертежу', в которой подробно описана территория от Москвы до Крыма и 'Старый чертеж' всего Московского государства.
Изучение сибирских источников показывает, что они всегда делались по московским образцам. Поэтому при изучении ремезовских атласов был сделан и другой логичный вывод: аналогичные сборники схематических карт уже тогда должны были создаваться и в самой Москве. И тут-то и возникло еще одно предположение: а не была ли и сама 'Книга Большому чертежу', самый значительный географический памятник Древней Руси, сделана на основе тоже чертежной книги? До этого еще вполне искренне верили, что эта книга подробно описывает не атлас, а только два гигантских ('больших') настенных чертежа.
Дальнейшие исследования полностью подтвердили правильность такой гипотезы. Оказалось, что основную, первую часть 'Книги Большому чертежу' составляли росписи схем различных шляхов, уходивших на юг от города Ливны. Правда, в некоторых случаях за неимением графических изображений путей давались и копии более простых 'росписей' — последовательных описаний некоторых рек. Во второй же части книги шло описание маршрутных изображений, составной частью вошедших в так называемый 'старый чертеж' Московского государства 1698–1700 годов.
Они были выполнены в масштабе примерно в пять раз меньшем, чем те, которые составили книгу 'чертежа полю'. В вводной части было также дано краткое описание и общего однолистного чертежа всего Московского государства, который также предназначался для того, чтобы по нему можно было судить, как между собой соотносятся разные части атласа Московского государства'.[1] Но самым поразительным оказалось то, что это описание почти полностью соответствовало содержанию карты России, напечатанной голландским картографом Гесселем Герритсом в 1613 году. А сам Гессель Герритс утверждал, что он положил в основу своей карты 'автограф' географического чертежа сына Бориса Годунова — Федора Борисовича! Это тот самый чертеж, о котором упоминает А.С. Пушкин в драме 'Борис Годунов'. Сам анализ вводной части 'Книги Большому чертежу' не оставляет сомнения в том, что в ней описан именно общий чертеж Московского государства, сделанный явно в период короткого семилетнего царствования Бориса Годунова. Уже тогда царь Борис пытался приобщить своего малолетнего сына Федора к различным государственным делам.
Таким образом внимательный анализ географических трудов Семена Ремезова принес историкам русской картографии исключительно большую пользу. Особенно важно, что удалось решить целый комплекс весьма важных вопросов ранней русской картографии.
Главная ценность замечательной ремезовской 'Хорографической чертежной книги' в самом географическом содержании ее удивительно интересных подробных 'чертежей с урочищи'. Каких только данных здесь нет!
Именно по этой книге историкам стало впервые известно место захоронения Ермака. Она же помогла точнее установить географическое местоположение легендарной 'златокипящей' Мангазеи. Для дальневосточников особенно интересен в ней подробный путевой чертеж Амура. Между прочим, он еще раз подтвердил, что уже в XVII веке русские землепроходцы достоверно знали, что Сахалин — это остров, отделенный от материка проливом.
Каждый краевед Сибири, безусловно, найдет очень много полезного для себя в 'Хорографической книге'. Ремезовские чертежи рек Сибири необходимо еще весьма тщательно изучить.
С 'Хорографической чертежной книгой' связано и рождение главного и самого крупного этнографического сочинения С.У. Ремезова — 'Описания о сибирских народах и граней их земель'.
Желая увеличить доходы казны, петровские власти стремились точно знать, где в Сибири обитают как обложенные ясаком, так и 'неясашные' народы. Вот почему еще в 1696 году Ремезову было поручено не только нанести на карту сибирские земли, но и составить особое 'описание сибирских народов'. Семен Ремезов и это задание Москвы выполнил успешно.
К сожалению, этот труд Ремезова до сих пор остается ненайденным. Лишь в знаменитой, так называемой Чере-пановской летописи (ее автором был большой любитель старины тобольский ямщик Иван Черепанов) оказались обширные цитаты из сочинения Семена Ульяновича. Судя по ним, Ремезов поставил перед собой поистине грандиозную задачу — не только подробно сообщить, какие народы занимают различные земли Сибири, но и попытаться выяснить происхождение каждого из них.
Прежде всего пытливого исследователя интересовало происхождение сибирских татар — прямых предков сибирского Кучума. Опрос тех из них, кто жил в Тобольске, создал у него впечатление, что они берут свое начало от… 'персов и Вавилона'! И что заселение Сибири будто бы начали красноярские ханы. Очевидно, что тут Ремезов излишне доверился услышанным легендам. Были в его сочинении и иные фантазии. Но к ним следует относиться снисходительнее — ведь это было одно из первых этнографических сочинений в истории не только Сибири, но и всей России в целом! Сам Ремезов вполне искренно стремился избегать ошибок и именно поэтому он почувствовал острую необходимость обратиться к историческим письменным источникам.
ТРУДЫ СЕМЕНА РЕМЕЗОВА ПО ИСТОРИИ
