Светильник светил, и тропа расширялась.
Через полтора года тело Иосифа перевезли в Венецию, где он был окончательно погребен на кладбище Сан-Микеле. Изгнанник, кочевник, путешественник Бродский закончил свой путь в любимом городе. Одно из венецианских стихотворений начиналось: «Однажды я тоже зимою приплыл сюда…»
Петр встал и вдруг понял, что остался один. Его соседи по застолью, его собеседники из прошлого покинули дом и долгую белую ночь. Он подошел к окну. Там, в молочно-розовых туманах летнего утра по пояс в густой траве шли двое. Первой прокладывала путь царственная Анна Андреевна, следом за ней, подняв голубые глаза к небесам, шел Иосиф Бродский. Боже, до чего же хорошо с ними, подумал Петр. Почему-то эти двое стали почти родными. Что так сблизило нас? Впрочем, вернее будет сказать Кто. А вот и новые пешеходы стали появляться и по проторенному пути шли за ними. Все они поднимались на высокую гору, где входили в свет, туда, где занималось утро неведомого дня. Там ждал своих детей Свет истины. С любовью.
Радуга искушений
Так всегда: понежится Петр в лучах света невечернего, а чтобы не обгорел, ? вот тебе, чадо возлюбленное, душ холодный, освежающий. Дома у них поселилась дама, которая и габаритами, и весом, и нахальством сразу заполнила все жилое пространство.
Приехала она играть в разновидность русской рулетки под названием «нефтяной бизнес». Каждую неделю она заключала сумасшедшие контракты на сотни миллионов долларов, рассылая факсы по всему миру. Видимо, причастность к солидным суммам прибавляла ей недостающее самоуважение, но только не деньги. Многомиллионные миражи сверкали над раскаленным горизонтом, таяли один за другим, оставляя ее с большим носом. Но дамочка снова и снова азартно хваталась за свежие контракты, позволяя одурманивать и обманывать себя в который раз.
Ощутимо выросли их семейные расходы на еду. Счета за международные переговоры по телефону стали приносить в конвертах для важных персон с итогом, как в солидных транснациональных корпорациях. Разумеется, платить за все приходилось Петру. Самое интересное, что у него вдруг появились дополнительные деньги на эти незапланированные расходы. И понимал он, что нет лучшего в этой ситуации, как приобщать ее к храму, терпеть и благословлять Господа, Который «искусил мя еси и познал мя еси».
Душным тихим вечером соседи слева под веселую комедию ужинали тушеным мясом с жареной на свином сале картошкой. Во дворе собралась пьяная компания и шумно предавалась затяжному выяснению отношений. Глаза Петра устали от компьютера до ломоты, он встал и пошел на кухню. Здесь женщины, возбужденно крича и размахивая руками, мечтали, на что потратить будущие нефтяные миллионы. Досталось и Петру от их щедрот: милостиво предложили ему круиз по святым местам Израиля и Египта. Кроме того, здесь беспрерывно работал телевизор. В груди его внезапно закипел «праведный гнев» на это духовное самоубийство, творящееся под боком. За пару минут, которые потребовались для наполнения чашки свежим чаем, его внимание привлекла «гениальная» сцена телефильма.
Вернувшись в кабинет, включил он второй телевизор и до глубокой ночи смотрел, смотрел сначала «гениальный» фильм, потом похуже, но не менее занимательный, а потом и вовсе какую-то дрянь. Оторваться не было сил. Ругал себя последними словами, тоном старшины спецназа приказывал себе выключить гнусный аппарат ? и не мог... Пока не закончились программы по всем каналам, как пьяница от вина, так и не смог оторваться от мерцающего экрана.
Утром встал разбитым и больным. Весь день пудовая тяжесть давила грудь, распирала изнутри череп и опускала руки. Небо затянули серые тучи. Молитва не шла. Дела встали. Читать не мог от «песка в глазах». А тягота росла и давила. Взял четки и ? сотня за сотней ? стал упрямо отчитывать шепотом Иисусову молитву до онемения в пальцах ? все зря, все не в дело. В душе — вязкая холодная тяжесть. И так весь день.
Вечером под рев магнитофона за стеной, под циркулярные вопли соседского ребенка, под пьяные песни за окном ? лег на кровать и тупо буровил потолок полуслепыми глазами. Ломотная дрема навалилась на грудь и, казалось, распластала его в лепешку.
Комната наполнилась страшными черными существами. Они кричали, визжали, корчили рожи, показывая синие языки. Он отмахивался руками, ногами, но от беспомощных движений хоровод раскручивался еще сильней. Движения безобразных уродцев стали бесстыдными и мерзкими. Его тело наполнилось сильным жжением, будто горело в огне. Он брезгливо отмахивался. Вдруг круговерть разом исчезла и наступила гнетущая тишина, в которой сгустилось ожидание чего-то жуткого. Он помертвел.
Сзади к нему приближалось нечто черное и невыразимо страшное. Он скован множеством цепей, ему некуда деться. Волны парализующего страха многотонным катком проезжали от головы до пят. Это беспощадное великое зло неотвратимо приблизилось и остановилось рядом. Он пытался кричать о помощи, но, словно сильный невидимка придавил подушкой рот и грудь. Хотел призвать Господа, но не мог и звука выдавить. Это продолжалось долго — будто проходили год за годом. Его отчаяние нарастало. Перед близостью этого безжалостного зла он скрючился в мизерный комок страха. И вот из зажатых губ сильнейшим усилием выдавил ? букву за буквой ? звук, потом имя Господа: «И-и-ису-у-ус!» Как только прозвучало Имя, ? будто сильным ветром мигом сдуло всю нечисть.
