Вернулся в обычное состояние и вихрем перенесся к иконам, где золотой звездочкой горел огонек лампады, мягко освещая святые образы. «Слава Тебе, Господи!» ? повторял он в исступлении под грохот сердца.
Когда в полном изнеможении замолк, его укутала, обняла и как бы слегка приподняла удивительная тишина. Безмятежный покой пролился куда-то глубоко внутрь. «Наверное, такой бескрайний покой царил в раю», — подумал он, потеряв чувство времени. Он просто молча жил в этой нечаянно открывшейся тихой вечности.
Вечером следующего дня позвонил знакомый монах. Петр поделился с ним своими ночными переживаниями. Тот спокойно констатировал:
— Это нападение. Дело обычное… Для подвизающихся. Меня ночные лукашки еще и бьют до синяков и с кровати сбрасывают».
Затем попросил написать икону Старца Афонского для своего нищего дальнего монастыря.
Петр, в свою очередь, попросил уделить время, чтобы показать рукописи. Монах, несмотря на множество дел, согласился. Полдня, затем вечер, до глубокой ночи сидели они на кухне маленькой квартирки его мамы и под кофе ? голова к голове ? читали машинописные листы. Белые поля покрылись карандашными пометками.
От жары, от огня газовой плиты, на которой варились гречневая каша и кофе, ? их лица лоснились. Полотенца на коленях намокли от ритмичного промокания лбов. Филолог по образованию, монах четко правил орфографию, а богослов по призванию удалял и ставил под вопрос некоторые сомнительные места. Завершив работу далеко за полночь, они сотворили благодарственный молебен, и монах проводил Петра до машины. После духоты кухни и сделанной работы хорошо гулялось вдвоем на безлюдной зеленой улочке. Со скамейки привстал старичок с бессонницей и уважительно поклонился монаху.
Следующим днем по телефонному справочнику Петр отыскал мастерские, которые изготавливают иконные доски. Половина телефонов изменилась, приходилось обзванивать всех по очереди. Но вот заказ приняли и обещали через две недели вручить готовую доску. Чтобы не забыть, с кем говорил, он сделал пометку карандашом на полях справочника.
Затем купил билет на поезд и решительно выпроводил назойливую дамочку домой, а сам уехал в отпуск. После домашней суеты одного жаждал ? тишины и покоя. Поэтому на две недели заперся в комнате за толстыми стенами поселковой гостиницы. Выходил только на прогулку и в церковь. В эти дни в полной мере Петр оценил, что есть тишина и покой, какова сладость уединения. И молилось здесь нерассеянно и читалось легко, а уж писалось, ? как секретарю хорошего начальника под четкую диктовку.
В церковной лавке среди множества маленьких иконок отыскал образ «Иоанн Богослов в молчании» ? точную уменьшенную копию той, у которой простаивал в размышлениях о писательском труде. Купил две: одну Василию, другую себе. Поставил образок в свой гостиничный иконостас. Во время работы обращался к величайшему писателю с просьбами о помощи. И подтвердились наблюдения одного священника, что самые ответные на мольбы о помощи два Иоанна ? ближайшие друзья Господа: Иоанн Креститель и Иоанн Богослов.
Возвратился Петр из отпуска домой, полистал справочник. Разыскал телефон иконописной мастерской и узнал, что доска его готова, можно забирать. На той же странице подчеркнул карандашом адрес и телефон братства во имя Иоанна Богослова, которое занимается издательской деятельностью. Позвонил также Дмитрию узнать, прочел ли рукопись его сверхзанятой батюшка.
— Нет, — ответил тот, — скорей всего, в этом году очередь до тебя не дойдет, так что если найдешь более расторопное издательство, я в обиде не буду.
Позвонил чадам Иоанна Богослова, предложил ознакомиться с рукописью. «Несите, — сказали буднично, — ознакомимся, работа у нас такая». Отвез рукопись, сдал на руки молодому мужчине и возвратился домой. На душе происходило некое волнение, настроение поднялось. «Это надо использовать во благо», — решил Петр.
Приступил к работе над заказанной иконой. Помолившись, установил мольберт на балконе, разложил краски, кисти, обложился альбомами и книгами. «Что предстоит мне изобразить? — рассуждал он, глядя на белую поверхность левкаса. — Афонский Старец стоит телесно на камнях Святой горы, возвышаясь духом над всем земным. Мысли его, молитвы его, сердце ? там, откуда взирает Господь, откуда слышит он дивные слова, повторяемые теперь многими верующими. Да, красива гора Афонская: пальмы, кипарисы, цветы, море голубое; величественные скалы и заснеженные горные вершины ? все это любит Старец и чистой душой дивится красоте мира Божиего.
Но дух его в горячей молитве восхищается к Тому, Который явился молодому монаху и навеки привлек его сердце неземной любовью, великою кротостью, отеческой милостью… Все земное оставляет Старец, погружаясь в свет бесконечной Любви, и живет ею, и вкушает ее сладости, и светится всем существом, как Моисей на Синае. Но там, среди океана огненной любви, когда весь он от сердца до кончиков пальцев превращается в мягкий воск, там, в сердцевине источника света ? узревает он … людей Божиих, всех без исключения: белых и черных, добрых и злых, мужчин и женщин, господ и слуг, гениев и идиотов, сынов Божиих и помраченных. Каждый из них живет в этом огне любви, каждому Господь протягивает святые дары Своей Отчей милости ? и старец, как Иоанн Богослов, глазами Отца Небесного прозревает эту бесконечную панораму жертвенной любви к каждому человеку. И сам наполняется ею, и становится тем,
