Олег, попросил благословения, сложив руки ковчежком. Старец перекрестил его, поцеловал в плечо и вдруг упал перед ним на колени и поклонился в пол. Пока Виктор пытался осмыслить, что произошло, старец поднялся и как ни в чем не бывало, заговорил:
— Служба наша тебе понравилась?
— Да, впечатляет. Если бы я как режиссер ставил этот спектакль, то использовал бы именно ваши приемы.
— Режиссер этого таинства — Сам Господь Бог. Это Он Духом Святым дает Церкви правила поведения. И чем меньше в таинствах человеческого, тем лучше.
— Вот только... Я себя чувствовал чужим.
— Это твой враг не пускает тебя к Богу.
— Какой враг? Как это не пускает? — слишком громко для этой кельи воскликнул Виктор.
— Ты хочешь увидеть своего врага? — старец говорил тем тише, чем более распалялся собеседник.
— Я за этим к вам и пришел. Мне надоела вся эта ваша напускная мистика. Если у меня есть враг, то я должен его знать. Иначе как мне с ним бороться?
— Ладно, попробую тебе помочь. Присядь пока на стул, — он повернулся к иконам и стал монотонно что-то проговаривать.
Среди множества малопонятных слов Виктор расслышал только после «мне»: «немощному», «ничтожеству», «грешной земле». «За что он так себя-то?» — успел подумать Виктор, вдруг его обдал сильный жар, и он впал в бесчувствие...
...Сквозь улетающие вдаль тающие тени он расслышал голос старика:
— Что, сынок, сильно испугался? — рука старца лежала на его пылающей голове.
— Так эта черная образина и есть мой враг? — услышал Виктор собственный голос как бы издалека.
— Он самый, — чересчур спокойно ответил старик.
— А эта пропасть, в которой кричат миллиарды людей?.. — снова услышал он свой сдавленный шепот.
— …То самое место, в которое он тебя заманивает.
— А почему это чудовище с таким страхом от вас убежало?
— Боится оружия, которое дал мне Господь.
— И что это за оружие такое?
— Самое мощное. А называется оно смирение.
— Так просто?
— Просто... И вместе с тем очень сложно, — вздохнул старик. — Это наука из наук. Вот уже больше полувека я, грешный, обучаюсь этой науке, а все еще младенец в ней. Когда начинал, не представлял даже, сколько во мне гордыни, как трудно будет ее выдирать из души. И если бы не помощь Господа, погиб уж давно... Да ты видел одного из малых врагов, а когда начинаешь его прогонять, на смену этому враги покрепче приходят. И тогда, если не смиришься до конца, не отдашься полностью на волю Божию — погубят. Так что просто — только на словах.
— А что, воевать с ними обязательно?
— Нет, конечно. Можно сдаться в плен, и тогда попадешь туда, где кричат. Так поступает большинство людей. Врагам только этого и надо. Страдания грешников в аду — это их пища, а аппетит у них отменный.
— Так что же получается, мой талант — дело его рук? Этой черной образины? Он, так сказать, мой вдохновитель? Я-то думал, что это — искра Божья.
— Враг сам ничего не может созидать, он — вор и лжец. Его ложь паразитирует на делах человеческих, обращая их во зло. Как только смирение подменяется гордыней, любовь — тщеславием или жадностью, так благое дело превращается в злое.
— То есть опять все возвращается к смирению?
— Да.
— Как мне научиться этой науке?
— Для начала в мыслях о себе замени слово «гений» на «ничтожество». Потом искренне поверь в это.
— А вот это, я думаю, будет сложно, отец Рафаил! Я ведь цену себе знаю.
