хотите позировать, позвольте хотя бы сфотографировать. Я могу и с фотографией работать.
— Нет, господин хороший, не могу я, и не просите. И если можно, очень вас прошу, дышите в другую сторону.
— Ах, простите, моя богиня, к сожалению, ночные горения и утренний перегар — это неизбежные издержки нашей профессии.
— Ну, так направьте, пожалуйста, струю этой издержки в другую сторону.
— Ах, простите, я никоим образом не хотел вас опечалить... Значит, никак?
— Никак, — выдохнула она и стала протискиваться к выходу.
Дорога на работу пролегала мимо старинного собора. Его белый стройный силуэт привлекал заграничных туристов. Вот и сейчас навстречу Лизе шла блистающая зубами, очками и фотоаппаратами толпа старичков в детских панамах и просторных шортах, болтающихся на бело-голубых тощих ножках. Они громко и весело щебетали на своем инглише. На парапете сидела знакомая сгорбленная старушка в стареньком драповом пальто. Лиза заглянула в тощий кошелек, погремела монетками и вынула одну, потом вздохнула — и еще одну, подошла к нищенке и положила монетки в сухонькую грязную ручку. Та сразу вскочила на свои босые серо-пыльные ноги, низко ей поклонилась и, подняв глазки к небу, стала громко петь молитву за здравие рабов Божиих Нины и Павла. Смущенная Лиза быстрым шагом двинулась дальше. Иностранные старички остановились и долго обсуждали это событие, хотя от милостыни воздержались.
Познание большого мира началось у Лизы с восхождения на колокольню этого собора, который стоял в центре малоэтажного тогда поселка. Им, девчонкам с ее улицы, было лет по пять–восемь. Лиза — младшая, и страшная «бояка». Дверь в здание колокольни была оторвана, наверх вели крутые кирпичные стертые ступени. В знойный летний день здесь было прохладно и темно. Лиза храбро карабкалась вверх, ощупывая руками шершавые ступени и стены, чтобы не упасть. Она уже не знала, долго ли они прошли в этой жутковатой темноте, как вдруг! Где-то наверху над их головами что-то страшно зашуршало. Наверное, они спугнули летучих мышей, множество которых летало по старому парку вокруг собора, а на день пряталось под этими темными сводами. Они замерли, страх сковал ноги, а девочка, которая шла впереди, с громким воплем «А-а-а!!!» повернула назад, и они, падая и ушибаясь, обдирая о кирпич коленки и руки, чуть не кубарем скатились вниз, где благодатно синело небушко, зеленела травка и глаза слепило ярким солнцем. Потревоженные их криком вороны, недовольно каркая, тяжело поднялись со старых высоких лип.
В следующий раз решено было забираться наверх с мальчишками. Ее старший брат храбро лез первым, а за ней пыхтел младший — крепыш Вова. Радостно галдя, они преодолели последние ступени и вскарабкались на площадку.
Выше крыши сарая они никогда еще не забирались. Дух захватило от высоты. Их распирала беспредельная радость: они высоко-высоко — прямо на небе! Под ними раскинулся родной поселок. Крыши домов тонули в буйной зелени садов. Они узнавали улицы, дома, видели лес и речку. Громко кричать было нельзя. В соборе тогда размещалось пожарное депо, и пожарники могли проснуться и прогнать их. На колокольне сушили брезентовые шланги, их рукава свисали почти до земли.
С высоты птичьего полета оглядывали они окрестные луга и леса, ближние деревни. Их поражала впервые увиденная даль горизонта, широта родных просторов.
Поселок уже много веков стоит на высоком холме. С высоты видно, как от центральной площади, где находятся собор, еще две разоренные церкви и эта колокольня, лучами, как во многих старинных русских городах, расходятся улицы. С восточной стороны к поселку вплотную подошел старый сосновый бор. С запада поселок подковой огибает речка, подмывает крутой вал древней крепости. За рекой тянутся заливные луга со множеством стогов, а дальше — непроходимые болота и топи, местами поросшие кустарником. И в жарком мареве не видно ни конца, ни края...
Где вы, друзья детства? Где их древний поселок? Только собор и выжил.
А вот и стеклянное здание почтового отделения. Лена уже сидела за рабочим столом и молотила штемпелем по конвертам. Она подняла глаза и кивнула вошедшей Лизе. Лена выглядела старше паспортного возраста лет на десять. Ее восприимчивая ко всему душа постоянно скорбела за всех и вся. Она даже в хороших событиях умудрялась видеть печальное — и вот уже новая морщинка прорезала ее грустное бескровное лицо.
Лиза как-то предложила вместе сходить в храм, но Лена созналась, что там она не просто печалится, но плачет навзрыд, особенно, когда увидит Распятие Христа. Лиза говорила ей, что после распятия было воскресение — и это победа над смертью. «Воскресение было потом, а сначала Его распяли!» И снова заливалась слезами. Ну что с ней, такой, делать?
— Мариванна сказала, что сегодня новый начальник приедет. Ой, что будет! — Лена уже наперед переживала.
— Да сколько их уж было! — улыбнулась Лиза. — И этого как-нибудь стерпим.
— А у меня на душе заранее страх, — призналась громким шепотом Лена.
— Успокойся, Леночка, мы с тобой не пропадем. Нас Господь всегда накормит. Нехорошо в этом сомневаться.
