Кожей шеи и лица я чувствовал тихое веяние теплого ветра. От реки поднялся туман и окутал меня, словно одеялом. Внутрь моего уютного кокона вошли двое мужчин, один прошагал дальше в глубокой задумчивости, другой остановился и встал передо мной, как вкопанный. Мы смотрели друг на друга в упор, пытаясь узнать, кто есть кто.
– Что смотришь, как на врага народа? – спросил мужчина до боли знакомым голосом. Тут во мне что-то вспыхнуло, и я понял, что стою перед собственным отцом.
– Михаил Иванович, ты почему здесь, а не в Москве? – спросил я чужим от волнения голосом.
– Я с выездной следственной бригадой, – отчеканил тот. – Расследуем дело о диверсии.
– Какой-нибудь честный человек правду сказал о рабских условиях работы?
– А ты откуда знаешь? – резко спросил он. – Ты кто?
– А это знать тебе пока не следует, – протянул я по-чекистски сурово, не понимая откуда во мне взялись нотки профессионального садиста. – Пройдемся немного. Погутарить нужно.
Я вразвалочку зашагал в сторону реки, отец послушно плёлся рядом. В кармане широких брюк, где лежала моя рука, я вдруг обнаружил нечто шуршащее, извлек это на свет и задумчиво изучил. Это было командировочное удостоверение полковника НКВД с незнакомыми фамилией, именем, отчеством. Хлопнул по внутреннему карману пиджака, сунул туда руку – точно, есть! Паспорт на то же имя, но уже с моим фото. Вот это легенду мне разработали! С такой бронёй мне тут можно делать что угодно.
– Фамилия главного подозреваемого? – спросил я скрипучим голосом.
– Токарев, – нехотя откликнулся допрашиваемый.
Меня слегка передернуло: это была девичья фамилия моей жены Даши.
– Что есть на него? – спросил я, начиная понимать для чего я тут оказался.
– Заявления трех партийцев, ударников труда.
– Настучали, значит, дятлы, – сделал я вслух вполне логическое заключение. – И что им нужно? Квартиру Токарева? Его должность? Или он им воровать не даёт?
– Что вы себе позволяете? – возмутился отец. – Мы тут на страже социалистической законности.
– Похвально, – кивнул я. – Так всё-таки, какова причина доноса? Насколько мне известно, товарищ Токарев абсолютно честный работник, принципиальный партиец, активный общественник, хороший семьянин.
– Тройка… – осекся отец. – Эти трое заявителей вменяют ему антисоветскую пропаганду, воровство и разложение дисциплины на вверенном ему участке.
– Коллектив опрашивали? Ворованное нашли? Кого конкретно он «разложил», и какие это имело последствия?
– Слушай ты… – угрожающе насупился отец. – Кто ты такой, в конце концов? Что за?..
Я сунул свое удостоверение ему под нос, он сразу осёкся и закашлялся – астма на нервной почве, со мной такое тоже иногда случается.
– Простите, – едва слышно произнес он. – Не знал.
– Присядем.
Мы дошли до реки. В этом месте имелась запруда со спокойной водой, у берега покачивались лодки-плоскодонки с просмолёнными бортами. В одну из них мы вошли и пристроились на носу. Я открыл невесть откуда взявшийся портфель и обнаружил внутри сверток. Достал, развернул и выставил на носовое сиденье коньяк «Самтрест», «Боржоми», пару стальных стаканчиков; выложил кирпичик бородинского хлеба, банку крабов и черной икры, открыл офицерский складной нож с тремя лезвиями, вилкой и ложкой и проворчал:
– Займись. Надо кое-что обсудить.
– Слушаюсь, – прошипел он и взялся за нож.
Молча, почти молча, мы осушили бутылки, сжевали по паре бутербродов. Я знал, что отец быстро пьянел, ему вообще выпивать врачи запретили. Но мне необходим был разговор начистоту. Мне нужно спасти родича жены, да и вообще хорошего человека. Да и отцу кое-что объяснить не мешало бы.
– Где же я вас видел? – спросил отец, потирая переносицу. Я тоже так делал в задумчивости.
– Может быть, на верхних этажах Лубянки, или Смоленки, – нагнал я туману. Еще не время говорить всю правду. От такой правды у него может и психика не выдержать.
– Значит, у Токарева обнаружился высокий покровитель? Будете
