Шилов заметался по квартире, как раненый зверь:
– Нет, нет! Это значит – потерять все!
Ковальский пожал плечами:
– Что же предлагаешь ты сам?
Бизнесмен внезапно опустился на колени:
– Дмитрий, я понимаю, ты богат, у тебя есть все, но я еще богаче, и, поверь, денег не бывает слишком много! Назови свою цену – и я заплачу тебе…
Густые брови адвоката взлетели вверх:
– За что?
– Когда-то ты защищал представителей криминального мира. Сведи меня хотя бы с одним из них, и пусть они уберут эту бабу! Я не пожалею…
Ковальский поднял посетителя с колен:
– На такие темы я никогда не вел разговоров… И грязные деньги мне не нужны…
На глазах Шилова показались слезы:
– Спаси меня, Дмитрий!
– Исключено, – Ковальский направился к двери. – Если я не устраиваю тебя больше в качестве юрисконсульта, мы можем разорвать деловые отношения. А теперь – уходи.
Геннадий поплелся к двери, как побитая собака. На пороге он обернулся:
– Это твое окончательное решение?
– Да.
Предприниматель вдруг снова обрел былую уверенность в себе:
– А ты все же подумай: повторяю, денег не бывает слишком много.
– Прощай.
Закончив этот рассказ о неприятном для него разговоре, Ковальский посмотрел на Катю.
– Вот так все и было. Уверен, я не пропустил ни одного слова. Почему я так уверен? Да потому, что подобной наглости я от него не ожидал! Признаюсь, пару дней я ждал его звонка. Думал, это было временное помешательство и Гена опомнится. Но они не опомнились…
– Они? – уточнила Зорина.
Дмитрий Давидович отвернулся:
– Наверняка и жену Геннадия посещали аналогичные мысли.
– А кто еще может об этом знать?
Ковальский замялся. Сквозь его смуглоту пробилась бледность.
– Эта дрянь изменяла ему с одним из его заместителей, Пригорским. Вряд ли подлец расколется сразу. Но если его хорошенько припугнуть…
– Я поняла.
Журналистка поднялась и стала прощаться. Дмитрий Давидович ее не удерживал. По всему было видно: занятому человеку необходимо разрешить массу других вопросов. На прощание он галантно поклонился:
– Очень рад знакомству. И, надеюсь, вы будете держать меня в курсе дела. Геннадий – практически родной для меня человек.
Женщина пообещала.
Катя не успела отъехать от особняка Ковальского на большое расстояние, как затренькал ее телефон.
– Ну, что, поговорила? – Голос Павла звучал взволнованно.
– Что-нибудь случилось?
Киселев быстро ответил:
– Я прошу тебя не предпринимать никаких действий без моего ведома!
– Что ты имеешь в виду? – Обычно Павел не лез в ее расследования.
– Может, я и не прав, Катерина, но пока что у нас двое подозреваемых, жена убитого и его приятель. По словам Кравченко, ты пытаешься навязать ему в качестве рабочей версии нечто неправдоподобное. Твои действия могут привести к тому, что преступник скроется бесследно.
– Не парься, – успокоила его Зорина. – Во-первых, моя версия уже летит ко всем чертям. Во-вторых, есть кое-что интересное.
Она пересказала ему свой разговор с Ковальским. Оперативник заскрипел зубами:
– Значит, супруга!
– Это необходимо выяснить. Я намеревалась отправиться к Пригорскому.
– Не нужно. Сейчас мы пробьем телефончик, вызовем его ко мне, и он выложит нам все на блюдечке. А потом, если хочешь, я возьму тебя с собой на задержание этой Любови. Та еще Любовь… Ну, давай. До встречи.
Катя повернула машину к управлению. Киселев ждал ее с довольной улыбкой:
– Сейчас явится, голубчик! Кажется, он уже напустил в штаны.
Его слова оказались пророческими. Заместитель Шилова действительно не заставил их долго нервничать по поводу своего отсутствия. Глядя на маленького полного мужчину, обливавшегося потом, одетого в невыутюженный костюм, усеянный пятнами, Зорина с удивлением думала: неужели такая дама, как Шилова, могла променять на него своего ухоженного Геннадия? Если это правда, тому должны быть веские причины. Женщина не похожа на проститутку или любительницу новых ощущений. Налицо веская причина. Впрочем, возможно, именно та, о которой говорил Ковальский. Любовь пообещала этому гороховому шуту повышение, и он сдался. Ей вдруг ужасно захотелось поговорить со вдовой. Чутье, никогда прежде не подводившее журналистку, подсказывало: тут найдется кое-что интересное. Однако без разрешения Павла Киселева Катя не решалась сделать самостоятельный шаг. А между тем Пригорский смущенно топтался у порога. Ему никто не предложил сесть.
– Вы меня вызывали?
Оперативник вырвал повестку у него из рук:
– Михаил Иванович?
– Да. Но я не понимаю…
Павел откинулся на спинке стула:
– Сейчас поймете. Я не спрашиваю, осведомлены ли вы о гибели вашего шефа, потому что меня интересует другое. Мы допросили Любовь Шилову, и она проговорилась, что наняла вас с целью убийства своего мужа.
Бледные щеки Пригорского стали еще белее:
– Она так сказала?
– Совершенно верно. Вы, впрочем, можете ознакомиться с ее показаниями, – Киселев протянул ему исписанные листки. Только Катя знала: это не показания подозреваемой, а какие-то рукописные заметки. Тем не менее этот нехитрый ход сыграл свою роль. Михаил Иванович затрясся.
– Она сдает вас без зазрения совести, – добивал его оперативник.
Пригорский сдался:
– Хорошо, я все скажу. Она действительно просила меня убить ее мужа.
– Любовь объяснила, почему она не желает развестись?
– Желание заграбастать все…
– Понимаю, – вздохнул Киселев. – И вы согласились?
Мужчина воззвал к его состраданию:
– У меня двое детей, больные родители…
– И вы привели «приговор» в исполнение… – безапелляционно заявил Павел.
Жирные щеки допрашиваемого запрыгали, как студень:
– Бог с вами! Я тут ни при чем, поверьте! Мне вдруг стало страшно… Убийц ведь всегда находят, особенно таких нелепых, как я… Я поделился своими опасениями с Любовью.
– А она?
Михаил Иванович вытер лоб, с которого дождем катился пот, платком сомнительной чистоты:
