Как бы нас не потащили за собой на тот свет.
Из приемника неслось: «Стоимость гостиничных номеров в Альпах взлетела до небес…», «нарасхват катера и лодки…», «посчитано, что через восемь часов волна захлестнет все прибрежные столицы мира и дойдет по рекам до таких городов, как Берлин и Варшава…», «США обвинили Россию в том, что она якобы продала Аль-Каиде ядерную бомбу и старую подводную лодку. США также обвинили Индию в том, что она якобы отремонтировала ее и приспособила под ядерную бомбу».
— Типун тебе на язык, — хладнокровно заметил Игорь.
Водитель торопился. Сосны мелькали за окнами, словно на автобане.
— Эй, осторожнее, — произнес Костя.
Их подбросило на корнях деревьев, и «хаммер» остановился как вкопанный перед дорожной насыпью. Они выскочили наружу. Водитель лихо развернулся, газанул и, оставив за собой колею в мягких иголках, был таков.
— Кажется, там… — Игорь, как гусак, вытянул шею и посмотрел налево, — там должен быть Петровский мост.
Этот мост был самым старым на Кальмиусе. Его построили еще ленинградцы. Во времена «оранжевой» власти его официально переименовали в мост имени Бандеры. Но в народе его всегда называли Петровским, и никак иначе, а памятную «оранжевую» табличку периодически вырывали из пилона и сбрасывали в реку.
— Не нравится мне мост, — сказал Игорь, выглядывая из кустов.
Действительно, с обеих сторон реки Петровский мост настолько зарос кленами и ивами, что даже с расстояния в десять шагов ничего нельзя было разглядеть. К тому же дорога у моста делала слепой поворот.
Сашка все еще крутил приемник, и, хотя громкость была небольшой, все недовольно поглядывали на него.
— Выключи, — попросил Костя.
Но Сашка уперто отвернулся, сделал громкость тише и прижал приемник к уху, поэтому он и не заметил, как метрах в двадцати из ельника выскочила голубая сойка, посидела на ветке, таращась в сторону леса, и улетела на другой берег реки. Вслед за сойкой, но уже со стрекотом, выскочила сорока. Она кого-то громко обругала и юркнула в прибрежные заросли. Божко насторожился и произнес:
— Подберемся ближе…
Он раздвинул кусты и ступил на асфальт. За ним вышли Костя и Завета.
— А ведь по дороге никто не ездит, — сообщил Игорь, опускаясь и рассматривая ее вдоль полотна.
— А это что? — спросила Завета.
— Это? — хмыкнул Игорь. — Это лошадиный навоз.
— Вижу, что навоз.
— Телега проехала, — догадался Костя и зачем-то потрогал шершавый асфальт.
— А кто у нас на телегах ездит? — спросила Завета со скрытым превосходством.
— Бандеровцы! — вздохнул Игорь.
Все трое тут же присели, потому что были как на ладони.
— А где Сашка? — испуганно спросил Костя. — Сашка!
Завета оглянулась:
— Сашка! Тулупов!
— Я здесь! — недовольно отозвался он и вылез из пыльных кустов. — Чего разорались? Здесь я, никуда не делся. Живой и здоровый.
— Дай! — потребовал Костя и протянул руку. — Или лучше выброси сам, пока я не выбросил.
— Слушай! — Сашка оторвал от уха приемник. — Чего тебе неймется? Там такое происходит, такое!..
Костя посмотрел на него, как на идиота, но Сашка даже глазом не моргнул, словно он был выше всех волнений.
Игорь Божко, не отвлекаясь на мелочи, сказал:
— За мной!
Они перебежали дорогу и, спустившись по насыпи на другую ее сторону, стали передвигаться от одних зарослей ивняка к другим. Сашка Тулупов отрешенно брел следом за всеми, прижимая приемник к уху. Глаза у него периодически становились ошалелыми. Пару раз он хотел огласить последние новости и даже начинал что-то вещать, как оракул: «Это же!.. Это же!» — но его никто не слушал. Больше всех волновался Игорь. Ему давно уже не нравилась напряженная тишина рядом с мостом, и чем ближе они подходили к нему, тем напряженней она становилась. Один раз он даже присел и стал слушать ветер, который налетал с юга. Пару раз ему вроде бы послышались голоса, и он поднял руку, призывая Сашку Тулупова помогать.
Снова застрекотала сорока.
— Черт! Ну не хочу я туда идти, — сказал, приседая, Игорь. — Не нравится мне что-то.
— Мне тоже не нравится, — согласится Костя. — Давай пойдем в другое место?
— А куда? Ты знаешь другое место?
Он снова посмотрел вперед: мост был совсем близко. Его пилоны торчали над деревьями. Один бросок — и они на той стороне, у своих.
— Вперед! — скомандовал Игорь.
Они побежали к лестнице, по которой надо было подняться к полотну дороги. Уже был виден мост. Уже было слышно, как волны плещутся о его опоры. Уже на той стороне люди махали им руками и что-то кричали, как вдруг затрещали кусты и справа, и слева появились какие-то страшные люди, бритые, с оселедцами на головах и с оружием в руках. Раздались очереди. Пули защелкали, как горох по паркету. Завета испуганно ойкнула и будто споткнулась. Их схватили, радостно вопя:
— Ага, попались! — кинули в телегу и повезли куда-то прочь.
Один из нападавших подхватил Сашкин приемник и сунул себе за пояс. Костя, который лежал с краю и видел, как под телегой мелькает лесная дорога, понял, что это этномутанты.
Эпилог
Последний репортаж
Везли долго. Дорога показалась Косте непомерно длинной. Миновали ручей, потом еще один и еще. Лес стал темным, сырым, с огромными красными мухоморами, липкой паутиной и ядовито-зеленым мхом на стволах толстенных деревьев. Под колесами зачавкала грязь.
— Узнаешь меня? — вдруг спросил кто-то.
— Нет, не узнаю, — ответил Костя, который, придавленный Заветой и еще кем-то, даже не мог пошевелиться.
Его приподняли, безжалостно повернув голову:
— А так?..
— А так узнаю, — ответил он.
Костя действительно признал в бритом мужике с оселедцем Тараса Ямпала, которого они когда-то уложили в весеннюю грязь и который давеча наставлял их на путь истинный, пытаясь узнать, ракетчики они или нет. Надо было его застрелить, равнодушно подумал Костя. Надо было, так кто ж знал? Мысли текли легко и плавно и были островком надежды в мире отчаяния, дикости и равнодушия.
— Конец тебе, — довольным тоном поведал Ямпал. — Лес здесь дикий, никто не найдет, хоть сто лет ищи.
Топающие рядом с ним этномутанты заржали, как лошади. Были они все как на подбор худые, как гончие, бритые, с оселедцами, с нашивками трезубца на рукавах, вооруженные в большинстве своем американскими М-16, но кое у кого были старые АКМ.
