При гарнизонных домах офицеров сформировали учебные группы, набрали штат преподавателей и приступили к занятиям, для чего даже выделялся один из рабочих дней в неделю.
Постепенно стала набирать обороты так называемая политико-воспитательная работа. Ей стали придавать чуть ли не первостепенное значение. Тем не менее велась эта работа не совсем организованно, без признаков творчества и инициативы, хотя дежурные фразы об их необходимости раздавались постоянно. Существенному повышению интеллектуального уровня обучаемых подобные занятия, безусловно, не способствовали.
Постепенно присутствие на занятиях по марксистско-ленинской подготовке возвели в ранг обязательных, принуждали вести конспекты, на составление которых затрачивалась уйма времени, которое можно было потратить с большей пользой.
С тем чтобы выявить фактический уровень знаний лётного и технического состава и учесть при разработке программ, в 1949 г. организовали своеобразную тотальную проверку, получившую название зачётной сессии офицерского состава. Готовились к ней все, и довольно основательно: разрабатывались вопросники, составляли задачи и т.п.
Лётный состав проверялся в знании наставлений по боевой деятельности, боевому уставу ВМФ, инструкций экипажу по технике пилотирования и боевому применению самолёта, которым вооружена часть, в знании вероятного противника (а противниками были все), бомбометании, воздушной стрельбе, авиационной технике и других дисциплинах. Инженерно-технический состав проверялся в знании авиационной техники, наставления по инженер- но-авиационной службе и др. Весь офицерский состав, независимо от рода деятельности и служебных обязанностей, проверялся в знании общевойсковых уставов. Несмотря на вполне обоснованные опасения, результаты зачётных сессий оказались довольно удовлетворительными, а уровень знаний документов не так безнадёжно плох, как предполагалось.
В последующие годы зачётные сессии проводились довольно часто.Трудно судить, приносили ли они пользу, поскольку существовали различные мнения, но их серьёзным анализом никто не занимался.
Функционирование воинских коллективов не мыслилось без партийных и комсомольских организаций. По некоторым сохранившимся данным партийно-комсомольская 'прослойка' личного состава ВВС ВМС достигала 65-70 %. После войны количество членов партии и комсомольцев постепенно возрастало, политорганы отслеживали и курировали этот процесс. Повсеместно по указанию сверху утвердилась практика назначений на должность командира звена (отряда) и естественно выше только членов (кандидатов) КПСС и ВЛКСМ. Получили практику самые дикие инициативы: командиров эскадрилий стали избирать секретарями партийных организаций, включать в члены партийных бюро частей и т.п. Создавалось впечатление, что им больше нечего делать, а ведь аварийность в эти годы приобрела угрожающие масштабы. Партийные собрания того периода представляли своеобразный ритуал и являлись закрытыми, причем часто независимо от повестки такого мероприятия. Порой, чтобы 'допустить' беспартийного командира эскадрильи на партийное собрание, его объявляли 'открытым', что представлялось верхом фарисейства.
Повестки партийных собраний поражали многообразием и формальным подходом к обсуждаемым вопросам. О чём только не говорили на собраниях: громили М. Зощенко, А. Ахматову, композиторов Мурадели и Шостаковича, вейсманистов-морганистов, буржуазную лженауку, именуемую кибернетикой, космополитов и т. п. Тем не менее независимо от повестки большую часть времени занимали вопросы воинской дисциплины, крайне редко – бытовые проблемы. Все партийные и комсомольские собрания, к великому неудовольствию, проводились после окончания рабочего времени, и… все присутствующие должны быть обязательно по форме одетыми.
Особым церемониалом отличались партийные и комсомольские конференции и торжественные собрания по случаю какой-либо годовщины. Обычно избирался президиум, восседавший на сцене. Как правило, принималось 'письмо' в адрес ЦК ВКПб (КПСС) и лично товарищу Сталину. Некоторые и впрямь верили, что подобную чепуху направляют в Москву, и испытывали большое разочарование, когда узнавали, что письма никуда не отправлялись. Их просто оставляли в политотделах.
Никого из офицеров-руководителей основам воинского воспитания не обучали, и каждый занимался этим как мог. Некоторые из применяемых при этом методов, рекомендованных сверху, поражали своим идиотизмом, что присуще не только для морской авиации, но и вообще воинским организациям. В частности, у матросов и сержантов, поступавших в части, тщательно проверяли все вещи, но не на предмет обнаружения наркотиков, как в более поздние времена, а с другой задачей- изъять религиозную литературу, нательные кресты из кипарисового дерева, иконки и тому подобное. Особенно часто проводились подобные целевые мероприятия в авиации ТОФ, большинство частей которой комплектовалось призванными из Сибири, в массе своей матросов и сержантов на редкость добросовестных и исполнительных, но, как это ни казалось для городских жителей странным и диким, приверженных религии (в том числе и староверов).
Работу партийных и комсомольских организаций 'направляли' политорганы, имевшие довольно разветвлённую, хотя по современным меркам и не особенно многочисленную систему. В повседневной работе политорганы опирались на сеть внештатных осведомителей. Заместители командиров частей (начальники политотделов соединений) в установленные сроки направляли в свой вышестоящий орган так называемые политдонесения, используя свой личный шифр (наиболее принципиальные командиры запрещали их передачу без своей визы).
В 1950 г. в ВВС ввели заместителей командиров эскадрилий по политчасти. Таким образом, количество политработников в авиационных частях возросло на три человека. На эти должности назначался только лётный состав, а то обстоятельство, что штатную категорию установили такую же, как у командиров эскадрилий (майор), желающих оказалось более чем достаточно (в этот период с назначением на должности и присвоением очередных воинских званий возникали большие сложности). На должности заместителей командиров эскадрилий по политчасти назначали преимущественно штурманов, что вполне объяснимо: назначать лётчиков посчитали опасным, полагая, что они постепенно утратят профессиональные навыки, и это, безусловно, может отразиться на безопасности полётов. Впоследствии на подобные должности стали назначать и пилотов. В большинстве случаев замполиты выполняли обязанности правых лётчиков.
Послевоенное поколение авиаторов жило, работало и добивалось успехов в обстановке послевоенной разрухи, но мало кто сетовал на неустроенность, сложности с питанием, одеждой, квартирами. Все считали, что трудности носят временный характер и жили с надеждой на будущее, безусловно не то, 'далёкое светлое', а более реальное, близкое, чтобы чувствовать себя до некоторой степени человеком. Многие проблемы постепенно решались, но самой сложной, кроме мифической и малопонятной свободы личности, как и во все времена, была квартирная. Она всегда существовала в стране, вооруженных силах, а тем более в авиационных гарнизонах.
После окончания войны стало быстро увеличиваться количество семейных офицеров. Им приходилось снимать частные квартиры, если поблизости был какой-нибудь населённый пункт, или они проживали в гарнизонных домах офицерского состава, которые ещё в течение некоторого времени по старинке именовали 'домами начальствующего состава ' (ДНС). Это были преимущественно двух-трёхэтажные дома в гарнизонах, которые не разрушались в войну, довоенной постройки. Квартиры в домах обычно состояли из трёх комнат, и их занимали три, в редких случаях две семьи. Туалетов, ванных комнат, а часто и водопровода большинство старых домов не имело, а поэтому на приличном удалении от них находились отнюдь не обогреваемые и не располагавшие на мечтательность, особенно в зимнее время, туалеты типа 'сортир'.
Неженатые офицеры как лётного, так и технического состава первые два- три года после окончания войны жили преимущественно в общежитиях, но постепенно, по мере строительства жилого фонда, также переселялись в дома офицерского состава.
Съёмщикам частных квартир выплачивались квартирные деньги. Впрочем, плата не всегда была в денежном исчислении. По договорённости квартирант мог 'достать' топливо на зиму или оказывать другие услуги. Иногда местные жители иронизировали по поводу квартир. Один из офицеров рассказал о таком случае. В Таллине он договорился о снятии квартиры. Хозяйка спросила, сколько комнат будет снимать старший лейтенант, учитывая, что немецкий ефрейтор, квартировавший у неё в войну, снимал три комнаты!
