разбредались. Комната разбухла, потом съежилась. Изножье кровати то подъезжало к кончику носа, то терялось вдалеке. От этих пируэтов ее затошнило, и она застонала сквозь полураскрытые губы, чтобы отогнать наваждение.
Когда же Бэннер попыталась сесть, живот пронзила ужасная боль, и она с тихим тревожным вскриком упала на постель.
– Бэннер?
В дверях стоял взъерошенный Джейк. Он широко раскинул руки, упираясь в косяки. Она бредит. Наверняка бредит.
Он был обнажен.
Он бросился к ней, упал на колени около кровати и схватил ее за руку. Его глаза безостановочно сновали по ее лицу.
– Как ты себя чувствуешь?
Она испуганно смотрела на него.
– Не знаю. Мне не по себе. Что со мной случилось?
– Тебе сделали операцию.
Несмотря на яркий свет, ее зрачки расширились.
– Операцию? Ты хочешь сказать, меня резали? Джейк?
– Тс-с-с, тише. Вот здесь. Я тебе покажу. – Он приподнял простыню и легонько положил ее руку на затянутый повязкой живот. Даже от такого слабого давления она поморщилась. – Осторожнее, – предупредил он. – Рана еще свежая. Ты помнишь, как заболела?
Память возвращалась обрывочно. Поездка домой под дождем. Горячечная ломота в костях. Тошнота. Приступы боли. Рвота. Джейк ее держал.
– У тебя воспалился аппендикс.
– Брюшная лихорадка. – От страха в глазах Бэннер появились слезы. – От этого можно умереть.
– Но ты не умрешь! – с жаром воскликнул Джейк. – Приезжал врач и вырезал его. Я буду за тобой ухаживать. Через неделю-другую ты станешь как новенькая. Даже лучше.
Бэннер попыталась осмыслить услышанное, прижимая руку к больному месту, которое ныло все сильнее.
– Больно.
– Знаю. – Джейк поцеловал ей руку. – Поболит еще несколько дней. А как ты себя чувствуешь в остальном?
Бэннер зажмурилась.
– Свет ужасно яркий.
Джейк смущенно улыбнулся и прикрутил лампу, стоящую на столике у кровати.
– Это моя вина. Не хотел, чтобы ты проснулась в темноте и испугалась.
– Ты за мной ухаживаешь?
– Да.
– А где мама?
Он коснулся ее щеки.
– Прости, Бэннер. Я пытался перебраться через реку и привезти твоих родителей, но мост смыло. Через реку не переправиться. Пока не перестанет дождь и вода не схлынет, Излучина отрезана от нас. Боюсь, придется тебе обходиться мною.
Бэннер на секунду замолчала, глядя на него.
– Я не это имела в виду, Джейк. – Она подняла руку, чтобы коснуться его щеки, но рука бессильно упала. – У меня кружится голова.
– Это от эфира и лихорадки. Тебе нужно еще поспать. Хочешь воды?
Она кивнула, и он налил ей стакан из кувшина, стоявшего на столе.
– Только глоток. – Он приподнял ей голову и наклонил стакан к губам. Зубы слегка звякнули о стекло. Бэннер отпила глоток, потом еще один. – Пока хватит. – Джейк поставил стакан на столик и заметил пузырек лауданума, который оставил врач. – Тебе больно? Я могу дать лекарство.
– Нет, лучше останься со мной.
– Остаться?..
– Поспи со мной. Как тогда, в поезде.
– Но, милая, ты…
– Пожалуйста, Джейк.
Бэннер приходилось бороться с собой, чтобы глаза не закрылись, но она слабым жестом протянула к Джейку руку. Этого хватило, чтобы отмести все его возражения. Он встал с пола, приподнял одеяло и скользнул под него. Положил руку ей под плечи и прижал голову к своей обнаженной груди.
– Нет, нет, лежи тихо, а то сделаешь себе больно. – Другую руку он положил ей на бедро, чтобы почувствовать, если она пошевелит нижней частью тела. Ее пальцы вплелись в волосы у него на груди, он ощутил ее легкое дыхание.
О господи! Какое блаженство. Какой ад. Какая сладкая пытка.
Но, о чудо, через несколько мгновений после того, как Бэннер сморила дремота, он тоже крепко уснул.
Утром Джейк на цыпочках ходил по дому, не желая тревожить здоровый сон Бэннер. Он покормил Бурана, принес дров, развел огонь, приготовил на завтрак бекон, который нашел в кладовке, печенье и горячий кофе.
Когда все было сделано, он снова занял свое место у кровати. На простынях, там, где он лежал, до сих пор остался след от его тела. Он закрыл глаза, купаясь в сладких воспоминаниях. Ему никогда не случалось прежде проводить с женщиной целую ночь. Он использовал их и бросал. Было что-то необыкновенное в том, чтобы спать рядом с женщиной, делиться теплом тела, дышать в унисон.
Не просто с женщиной. С Бэннер.
Джейк всматривался в нее. Просыпаться рядом с ней – еще необыкновеннее. Боже всемогущий, какая она мягкая, теплая, нежная. Он проснулся и увидел, что ее согнутая рука касается его сердца, слегка разомкнутые губы прижались к его груди. А его рука…
Он сглотнул, вспомнив, где оказалась его рука. В самом мягком, самом теплом, самом нежном месте. Он бережно обнимал его, защищая. Но кто защитит ее от него? Нет, больше он ее не обидит. Никогда.
Джейк не знал, сколько времени просидел, глядя на лицо спящей Бэннер. Какая разница. Только здесь ему и хотелось быть.
Она проснулась более оживленная, но в то же время сильнее осознающая свое нездоровье.
– По-моему, я уже никогда не смогу ходить.
Джейк улыбнулся. Бэннер не умрет. Он не знал, что предотвратило это – Божье вмешательство или его упрямство. Но Бэннер не умрет.
– Ты очень скоро покатаешься на Ласточке. – Она застонала, он рассмеялся. – На поправку понадобится время, сама понимаешь. Хочешь чаю? – Она кивнула, он вышел на кухню.
Когда он вернулся, она корчилась под одеялом.
– Знаешь, Джейк, мне надо…
– Что? – Сразу встревожившись, он поставил чай на стол.
– Ничего, забудь. – Бэннер старалась не встречаться с ним взглядом.
– Что? Тебя опять тошнит? Тебя вырвет?
Щеки Бэннер вспыхнули, и Джейк понял, что на сей раз это не от лихорадки.
– Нет.
– Тогда что? Тебе больно? Дать тебе лауданум? Прими, если нужно, это…
– Мне не нужен лауданум.
– Тогда, черт возьми, что тебе нужно? – спросил он, теряя терпение. – Скажи!
– Мне нужно в туалет!
Джейк стоял с глупым видом, словно его стукнули мокрым мешком пакли.
– Ох, я об этом не подумал.
– Так подумай. И побыстрей.
