даже он знал только одно: в роковую ночь ему предстоит исполнить роль в какой-то шараде.
Можно было бы подумать, что при таком количестве вразнобой работающих людей вся эта сложная постройка рано или поздно неизбежно обвалится. Однако Гепаре, вдруг возникавшей то в одной ее части, то в другой, удавалось так согласовывать усилия друзей ее и работников (плотников, каменщиков, электриков, верхолазов и прочих), что и сами они, и труды их сливались в единое целое.
К чему все это клонилось? До сих пор ничего подобного не предпринималось. Предположения высказывались самые дикие. Конца им видно не было. Одни бредни порождали другие. И на каждый вопрос Гепара отвечала только одно:
– Если я вам расскажу, сюрприза не получится.
Обидчивым молодым людям, решительно не понимавшим, с какой это стати на Титуса Гроана расточается столько средств и внимания, Гепара только подмигивала, но так, что их осеняло – и она, и критики ее состоят в подобии заговора.
Тут, и здесь, и повсюду порхала, точно тень, Гепара, рассыпая распоряжения – вот она в той комнате, а вот уже в этой, вот среди плотников, а вот уж там, где белошвейки хохлятся, точно летучие мыши, над своею работой, – а вот в доме кого-то из друзей.
Впрочем, очень и очень немалую часть времени она пропадала где-то еще.
С самого начала приготовлений за Титусом, куда бы он ни направился, негласно следили.
Но и за теми, кто вел эту слежку, тоже следили – Рактелок, Треск-Курант и Швырок.
Застарелый преступный опыт научил всех троих ценить тишину, и если где-то вздрагивала ветка или трескал сучок, можете быть уверены – эти господа были в том неповинны.
Глава восемьдесят девятая
Когда Гепара только еще начала обдумывать свой план, она полагала устроить праздник в огромной студии, занимавшей весь верхний этаж отцовского дома. То была самая настоящая студия – с прекрасным освещением и ровным полом, огромная и пустая (заглянув в ее дверь, можно было увидеть похожий на вздыбившееся насекомое мольберт размером не более кегли).
Но это была ошибка, роковая ошибка, поскольку в самом облике студии присутствовало нечто… нечто, отдававшее неискоренимой невинностью. А невинности в планах Гепары места не отводилось.
Другой же комнаты, отвечавшей замыслам девушки, в доме, при всей его величине, не имелось. Какое-то время Гепара подумывала снести в южном крыле стену и получить длинный, громоздкий зал; но и в нем «атмосфера» была бы не та – что относилось и к самому протяженному из двенадцати высоких амбаров, догнивавших на северной окраине поместья.
Дни шли, положение складывалось все более и более странное. И не то чтобы друзьям Гепары или ее работникам недоставало энергии, напротив, – однако само обличье десятков и десятков создаваемых ими несообразных на сторонний взгляд сооружений распалял во всех и каждом воображение до степени почти невыносимой.
И наконец в одно пасмурное утро Гепара, уже было отправившаяся на обход мастерских, вдруг замерла на месте, точно ударенная громом. Увиденное или услышанное когда-то зашевелилось в ее памяти. А в следующий миг к ней пришло решение.
Давным-давно, еще в раннем ее детстве, была затеяна экспедиция, которой надлежало определить точные границы огромной, лишь в общих чертах нанесенной на карты территории – темной загадки, раскинувшейся к юго-западу от поместья.
Поход получился недолгим, поскольку всю ту местность покрывали обманчивые болота, по едва различимым берегам которых клонились к воде великанские деревья.
Как ни мала была в ту пору Гепара, ей все-таки удалось, превосходно подделав истерику, добиться, чтобы родители взяли ее с собой в экспедицию. Участие в походе ребенка сопряжено было с ответственностью, мягко говоря, кошмарной, и на обратном пути многие, уже не обинуясь, осуждали присутствие среди них неуправляемой девчонки, всерьез считая, что именно ей обязаны они своей неудачей.
Впрочем, все это произошло бог весть когда и почти позабылось – все, кроме одного обстоятельства, воспоминание о котором едва-едва тлело до нынешнего дня в глубинах ее подсознания. Вот оно-то, как нечто давным-давно придавленное, и обрело вдруг свободу, вырвавшись из сумрачных теней ее разума во всей своей сокрушительной определенности.
Гепаре трудно было сразу решить, всамделишное ли это воспоминание о чем-то, подлинно существующем в сотне миль от ее дома, или последки удивительного сна, – тем более что она не помнила ни как они нашли тогда это место, ни как его покинули. Однако сомнения длились недолго. Картина за картиной возвращались к ней, застывшей, расширив глаза, на месте. Сомневаться не приходилось. Гепара видела его со все возрастающей ясностью: «Черный Дом».
Да, именно Дом – в обрамлении древних дубов, с обтекающей его широкой, глубиною всего по колено рекой… да, конечно, там, где осыпаются от дряхлости каменные стены, там и стоят декорации, уже готовые для постановки Празднества, – декорации, лучше которых не придумаешь.
Теперь ей надлежало отыскать кого-то побывавшего в Доме в те далекие дни. Кого-то способного снова найти его.
Бросившись к самому быстроходному из своих автомобилей, она скоро достигла ворот фабрики. Там ее сразу же обступила дюжина мужчин в комбинезонах. Все на одно лицо. Кто-то из них открыл рот. В самом этом действии присутствовало нечто непристойное.
– Госпожа Гепара? – произнес он на удивление тоненьким, как у свирели, голосом.
– Она самая, – ответила Гепара. – Соедините меня с отцом.
– Конечно… конечно, – пообещало лицо.
– И поскорее, – приказала Гепара.
Ее провели в приемную. Потолок здесь закрывали переплетенные красные провода. Имелся также неестественно длинный, черного стекла стол, а в дальнем конце комнаты царил матовый, похожий на глаз трески экран.
Одиннадцать мужчин выстроились в ряд, а вожак их нажал какую-то кнопку.
– Что тут за странный запах? – осведомилась Гепара.
– Данные засекречены, – сообщили одиннадцать.
– Госпожа Гепара, – сказал двенадцатый, – соединение установлено.
Через миг-другой на матовом экране появилось огромное лицо. Во всю стену.
– Госпожа Гепара? – спросило оно.
– Сократитесь, – сказала Гепара. – Вы чересчур велики.
– Ха, ха, ха! – выговорило лицо. – Каждый раз забываю.
Лицо начало уменьшаться и все уменьшалось, неспособное остановиться.
– Так лучше? – спросило оно наконец.
– Более-менее, – ответила Гепара. – Мне необходимо повидаться с отцом.
– У них совещание, – сообщил экран. Лицо глядевшего с него человека все еще оставалось ненатурально большим, так что маленькая муха, опустившаяся ему на лоб, походила на виноградину.
– Вы знаете, кто я? – отсутствующе поинтересовалась Гепара.
– Ну, еще бы… вы…
– Тогда пошевеливайтесь.
Лицо исчезло, Гепара осталась одна.
Помедлив немного, она отошла к противоположной тресковому глазу стене и от нечего делать пробежалась пальцами по выстроившимся в длинный ряд, хорошеньким, точно игрушки, рычажкам. Выглядели они настолько невинно, что Гепара, не подумав, двинула один вперед и тут же услышала вопль.
– Нет, нет, нет! – кричал голос. – Я хочу жить!
– Но ты же очень беден и очень болен, – ответил другой голос, вязкий, как овсяная каша. – Ты
