успешного боя. Потому что если в бою потребовался крейс-пилот, значит, дело плохо.
Тьфу, ну что у меня за язык такой, а? Даже подумать не успел толком – и на тебе!..
Через весь большой центральный экран Финилы наискосок протянулась четкая пунктирная линия. Хуб группировки, а может, и сам командоре, назначил волне датана Аглая новый район драки. Поэтому наша волна и называется «мобильной». Четкая, пульсирующая ядовито-желтым линия уводила нашу «люстру», вместе со всеми «люстрами» волны, от Базы-1, к которой нас почти прижали, и вела точно напротив – на Базу-2, чья орбита вдруг (я только сейчас заметил) как-то особенно сильно расцвела красным. К «селедкам» подошла помощь. Еще?!
– Егор, уходим, – раздался в наушниках голос Сипалы.
Внизу передо мной замерла Илла. Все правильно, определение способа переброски остается за мной. Как решу, так она и нарисует задачу истребителям.
Так, и что будет быстрее? Собирать всех истребителей на консоли и рвать одним кораблем или не терять время на общий сбор и прыгнуть дружной толпой прямо сейчас? Полчаса лета до Базы-2 для истребителей – не бог весть что. Хотя скорость у них, конечно же, будет пониже. Да и траектория полета в этом случае видна, как на ладони. Но собирать всю эту толпу, выдирая ее из круговерти боя…
– Общий сбор! – Все, я решился. – Ник, попрыгали к ним. Внимание всем, включение крейс- двигателей.
Илла понимающе кивнула и начала вычерчивать траектории для истребителей. Согласна со мной? Вот бы еще и мне самому с собой согласиться. Но, скорее всего, я сейчас на самом деле прав. Самая опасная часть боя – это даже не прорыв укрепленных рубежей и не атака превосходящего противника. Самое опасное – это отступление. Во всех других случаях ты изменяешь окружающую реальность сам. Творишь что-то, создаешь вероятности и шансы для себя. А при отступлении ты можешь только бежать. Бежать и надеяться, что ты выбрал правильный маршрут. И что противник не успеет занять оставленный тобой участок пространства до того, как ты убежишь достаточно далеко. А он успеет, поверь, он обязательно успеет. Вот именно поэтому потери при отступлении под огнем практически не уступают потерям при прорыве обороны. И именно поэтому я решил дать ребятам шанс выскочить из боя под прикрытием орудий «люстры». Ну, и заодно, за время, пока летим к Базе-2, механики хоть и коротко, но осмотр проведут и мелкий ремонт успеют сделать.
Все, все мысли – в сторону. Включение крейс-двигателей в бою – ситуация более чем нестандартная и требует нешуточной концентрации. Вектор тяги основного движка при включении не должен диссонировать с маневровиками лок-пилота, иначе корабль так закрутит – не выберешься. Есть даже название для этой (к сожалению, не такой уж и редкой) проблемы – «праща». Она случается, когда разнонаправленные тяги двигателей закручивают корабль в непредсказуемом штопоре, а через несколько секунд вектора совпадают, и неготовым к этому пилотам остается только наблюдать, как «люстра» (ну, или подобный ей корабль) стартует с бешеным ускорением в случайном направлении, подобно выпущенному из пращи камню. И хорошо, если это оказывается чистый участок космоса. Бывало, такие сошедшие с ума «люстры» крушили собственные боевые порядки почище любого линкора противника.
Стресс-диагностика предназначена как раз для таких случаев. Запуск. Есть подтверждение о готовности. Данные о готовности двигателей – норма. Оповещение команды.
– Три секунды до запуска крейсов, – мой голос мне самому слышался сейчас как будто со стороны. – Пристегнуться. Лок-пилот, пауза на счет «два». Все готовы?
Ясен космос, никто не готов и не будет, но эту фразу произносят все и всегда. Она показывает начало отсчета.
– Три, – как можно громче сообщил я в микрофоны шлема. Вокруг вспыхнуло короткое шевеление. Ага, вспомнили, что не пристегнуты?
Мама моя, так я и сам не пристегнут. Где эта чертова кнопка системы пеленания пилота? А, вот она.
– Два!
Ай, больно. Натягивающиеся ремни резанули ключицу и ногу. Ну, да ладно, стартуем, стартуем… Ник уже аварийно отрубил тягу, лок-болтанки больше нет, в нас могут попасть в любой момент. Ну, я уж постараюсь не дать им такой возможности.
– Один! Поехали.
Рычаг вперед!
Никто, наверное, сейчас не скажет, зачем и почему на максимально автоматизированном судне для включения двигателей требуется рычаг, подающийся вперед. Может быть, такие штуки использовались нашими предками, а флот их сохранил? Может быть, все может быть. Вот только почему подобная чушь всегда лезет в голову при старте? Тут каждая миллисекунда важна, а треклятое подсознание забивает голову всякими глупостями.
Рычаг вперед – и весь корабль вздрагивает. Не так, как бывает от выстрелов, пусть и залповых. Там ты чувствуешь, что эта отдача идет от обшивки. Не так, как от попадания. Там ты тем более чувствуешь чужеродность этой дрожи. И не так, как от ударов двигателей при лок-болтанке – мелко это все, мелко.
При включении крейс-движков корабль вздрагивает весь. Весь. Передавая каждому существу, спрятавшемуся за его броней, весть о том, что проснулось его сердце. Невидимая могучая рука как будто подхватывает тебя, и ты на мгновение ощущаешь невероятную мощь, скрытую под палубой. Да, через несколько секунд это ощущение пропадает – ты привыкаешь к новому состоянию, но пока оно длится, ты непобедим.
Ну, во всяком случае, я так это воспринимаю. А что думают другие – не моя проблема. Я – крейс- пилот.
– Поехали!
Мгновенная могучая дрожь, мощный рывок вперед, несколько секунд, и мы на месте. Что для крейс- движков орбитальные расстояния?
– Принимаю! Консоли вышли!
Да, мы уже в гуще драки. Не спрашивайте меня, как мы не влетели в одно из кучи суденышек, снующих вокруг. Я не отвечу. Ни один крейс-пилот не ответит. Мы не знаем. А самое интересное, что и общая статистика столкновений в подобных ситуациях исчезающе мала. Не бьются корабли при таких прыжках. Почему – загадка.
Где-то на уровне подсознания в моей голове раздался щелчок. Открылись приемные консоли для истребителей. «Люстра» стала похожа на многорожковый подсвечник.
А со щелчком – это уже глюки. Не могу я его слышать, да и никто не может: консоли разворачиваются автоматически из разгерметизированных отсеков. Но я слышал. Привет моему многострадальному ходовику. Как мне его, оказывается, не хватает, вот кто меня понимал с полукашля.
Ну, глюки и глюки, подумаешь, главное, чтобы крейс-пилот был на уровне и истребители сбрасывал и принимал. А уж я истребители и принимаю и сбрасываю, как заправская авиаматка. Ну, и Финила, естественно, тут отработала, что называется, на «пять».
Идеально выверенные траектории приводили ребят к консолям одного за другим. А иногда и двоих сразу. Филигранная работа – учитывая, что в микропромежутках еще и Ник Свассет умудрялся иногда отпрыгнуть в сторону, потому как противник дремать не собирался. Да, была у них короткая пауза, когда среди привычного боя вдруг из ниоткуда возникла тяжеленная туша «люстры», но эта пауза быстро прошла, и мойлы с файратами радостно бросились добивать уходящего противника.
Поправка: собрались броситься. А Дюид с Дадой им не дали. Не менее ювелирное исполнение огненной симфонии (вот не назвать по-другому) в исполнении наших бомбардиров-огневиков не позволило никому из крокодило-селедочной братии поживиться за счет паркующихся истребителей.
Фуф, вроде истребители все. Теперь самое непростое – опорники. Традиционно прикрывающие всех и потому крепящиеся последними тарелки опорников и есть самое уязвимое место любого «подбора».
– Левый опорник есть, – любезно помог Свассет.
Половина дела. Левый опорник, крепящийся к кормовым консолям, труден при приеме, но его еще есть кому прикрыть. А вот правого, носового опорника прикрывать уже некому, кроме огневиков. А им неудобно – сам же паркующийся опорник и мешает. Тонкий момент, целиком и полностью зависящий от мастерства пилотов. Моего и опорника. А кто у нас правый? Правильно. Эрик Сванич. Здравствуй, Экоразведка! А как
