пошел на турок. Последние, видя нашу решимость, тоже как мужественные люди подготовились дать нам отпор: выступили из своей траншеи на двадцать пять или тридцать шагов и завязали с нами столь яростную и неистовую рукопашную, что через несколько мгновений на поле боя осталось сорок пять убитых, из которых только восемь было наших, а все остальные — турки. Когда же командующий вторично бросился в атаку, господу было угодно расстроить ряды турок и обратить их в бегство, словно людей, потерпевших окончательное поражение. Видя это, наши преследовали их по пятам и ворвались в их окопы, где они снова обратились к нам лицом, и там нам пришлось биться в такой тесноте, что некоторые даже поранили себе лицо рукоятями своих мечей.
В это время подоспели наши фусты, которые шли на веслах вдоль берега. Наши люди с громкими криками выстрелили в неприятеля из всех орудий, причем уложили десять или двенадцать янычар, на которых были шапки из зеленого бархата, что у турок служит признаком знатности. С гибелью янычар турки пали духом и обратились в бегство. Командующий тем временем предпринял попытку спалить их галеру и запустил в нее пять горшков с порохом: у нее начала уже заниматься верхняя палуба, но турки, как люди смелые, мгновенно бросились тушить ее. А когда наши попытались еще и прорваться к яме, где стояла галера, турки выстрелили из орудия, которое, судя по ядру, должно было быть крупной мортирой. Ядро это было каменное и убило наповал шесть человек, из которых одни был Диого Ваз Коутиньо, сын командующего, и ранило пятнадцать или шестнадцать, что привело наших в совершенное расстройство.
Неприятель, видя, какой урон он нам нанес, испустил громкий победный крик, взывая к Магомету. Но наш командующий, услышав, кого они призывают, воскликнул, чтобы воодушевить своих:
— Господа и христиане! Раз уж эти псы взывают к черту, чтобы он помог им, призовем-ка мы себе на помощь Иисуса Христа.
И, бросившись с этими словами снова в траншею, обратил неприятеля в бегство. Последний устремился к галере, как бы для того, чтобы закрепиться в ней, но некоторые из наших, бросившиеся за ними по пятам, увидели, что турки забираются в основную часть окопа. В это мгновение они запалили мину, которая у них была у входа, подорвав на ней шесть португальцев и восемь рабов, не считая других сильно обожженных, причем от густых клубов дыма мы не в состоянии были видеть друг друга.
Командующий, опасаясь, как бы мы снова не понесли столь же тяжелые потери, почел за благо отступить по берегу, и отряд, стянув ряды в полном порядке, неся на руках убитых и раненых, прибыл к месту, где стояли наши суда. Оттуда, после того как все погрузились на фусты, последние прошли на веслах до той самой бухточки, из которой мы вышли. И там с великой скорбью и изобильными слезами были похоронены убитые, а раненым и обожженным, которых было большое количество, оказали помощь.
Глава XI
О том, что еще произошло до следующего дня, когда Гонсало Ваз отправился в Гоа
В этот же столь печальный для нас день произвели перекличку людей, чтобы узнать, во сколько нам обошлось нападение на окоп, и выяснилось, что из восьмидесяти солдат мы потеряли пятнадцать убитыми и пятьдесят четыре ранеными, из которых девять остались калеками. Вечер и всю ночь напролет нам пришлось немало потрудиться и быть все время начеку.
Едва забрезжило утро, королева послала командующему в подарок множество куриц, петухов и яиц, но он не захотел их принять. Будучи до крайности взбешен, он произнес слова, быть может, более резкие, чем это было разумно. Так, он сказал, что сеньор вице-король не преминет вскорости узнать, насколько верную слугу имеет в ней король Португалии, и что будет время — расплатятся и с ней по заслугам, а чтобы она не сомневалась, что будет именно так, как он говорит, он оставляет ей в залог убитого сына и всех тех, кого она предательски обрекла на гибель, оказывая покровительство и помощь туркам, а пока что благодарит за подарок, который она прислала ему, чтобы отвести глаза от содеянного.
Время от времени командующий подкреплял свою речь страшными клятвами, чем привел в великий ужас посланца королевы, и когда тот явился к ней и еще усилил резкость ответа, то внушил ей, что из-за этой галеры она, без всякого сомнения, весьма скоро лишится престола, а поэтому ей совершенно необходимо приложить все усилия, чтобы примириться с командующим. Посоветовавшись по этому поводу со своими близкими, она решила немедленно отправить другого посла. Это был брамин, близкий ее родственник, человек уже в летах, степенный и почтенный, которого командующий принял милостиво. Покончив с обычными выражениями учтивости и почтения, брамин сказал командующему:
— Если ты мне дашь, сеньор, разрешение говорить, я открою уста свои в твоем присутствии и от имени королевы, госпожи моей, сообщу тебе, ради чего я явился.
Командующий на это ответил, что личность послов неприкосновенна и они имеют право без стеснения говорить все то, что им приказано передать, поэтому он спокойно может касаться всего, что пожелает. Брамин поблагодарил его и сказал:
— Выразить тебе, сеньор капитан, сколь разгневана и опечалена была королева, узнан о гибели во вчерашнем бою твоего сына и остальных португальцев, нет никакой возможности, ибо торжественно клянусь тебе как жизнью ее, так и всем моим родом браминов, религию которых я исповедую с малолетства, что королева была так подавлена, когда до нас дошла весть о постигшей вас неудаче и о твоем горе, как если бы ее сейчас заставили съесть коровьего мяса у главного входа во храм, где погребен ее отец. И поэтому, сеньор, ты сможешь судить, каково ее участие в твоих печалях. Но так как помочь тебе в этом деле так, как ей хотелось бы, уже нельзя, она просит и умоляет тебя, чтобы ты снова подтвердил мирный договор, заключенный с ней прежними губернаторами, поскольку ты имеешь на то полномочия от вице- короля, она же, со своей стороны, обязуется и дает тебе слово, что немедленно прикажет сжечь турецкую галеру, а турок выдворит со своей земли, потому что на большее, как ты знаешь, она не способна, и все это она берется исполнить в течение всего четырех дней, каковую отсрочку она у тебя и испрашивает.
Командующий, понимая всю важность данного дела, сказал, что согласен на ее условия и готов возобновить с ней мирный договор. Мир был тут же подтвержден и скреплен клятвенными обещаниями обеих сторон, согласно церемониалу, принятому у этих язычников, королева же стала изыскивать все возможные средства, чтобы выполнить свое обещание. Но так как у командующего не было времени ждать четверо суток, которые она просила, ибо состояние многих раненых на армаде внушало большие опасения, он к концу того же дня снялся с якоря и отплыл в Гоа, оставив наблюдателем некого Жорже Ногейру, который должен был доложить о дальнейшем ходе дела вице-королю, ибо этого требовала королева.
Глава XII
О том, что произошло до того времени, пока Перо де Фариа не прибыл в Малакку {45}
Наследующий день командующий Гонсало Ваз Коутиньо прибыл со сноси армадой в Гоа, где был милостиво принят вице-королем, которому он сообщил обо всем, что случилось с ним во время этой экспедиции, а также о достигнутом с королевой Онора соглашении, по которому она обязывалась сжечь галеру турок и их самих выдворить из пределов своей страны. Все это вице-королем было одобрено.
С момента нашего прибытии в Гоа прошло уже двадцать три дня, к этому времени зарубцевались две раны, которые я получил во время рукопашной в окопе. Но когда я выздоровел, я оказался без малейших средств к существованию и по совету одного священника, предложил свои услуги некому почтенному дворянину по имени Перо де Фариа, которым только что был назначен комендантом Малакки, а пока что
