жаль будет погибнуть, только бы удалось отомстить тому, кто натворил ему столько зла, и верой честного человека он клялся, что говорит это не из-за каких-то двенадцати тысяч крузадо, — он, мол, об этом уже давно позабыл, но из-за четырнадцати португальцев, которых эта собака перебила.
Подойдя к джонке, Антонио де Фариа приказал лорче зайти с другой стороны, чтобы произвести нападение с двух бортов одновременно, и чтобы никто не стрелял, иначе выстрелы могут услышать на флоте, стоящем в реке, и поспешить узнать, в чем дело.
Не успели наши шлюпки подойти к месту, где стояли джонки, как тотчас на нее набросились: двадцать солдат проникло в нее и завладело ею без малейшего сопротивления, причем большая часть экипажа кинулась в воду. Кое-кто из более мужественных противников, придя в себя от неожиданности, пожелал оказать сопротивление, но в это мгновение Антонио де Фариа вскочил на борт джонки с новым отрядом в двадцать солдат и с возгласом: «Сант Яго!» — порубил более двадцати человек. А тех, кто бросился в воду, приказал выловить, так как они были нужны ему для команды. Четверых он велел подвергнуть пыткам, так как желал узнать, что это за люди и откуда они пришли. Двое из них так и умерли, упрямо не пожелав ничего сказать, но когда дело дошло до маленького мальчика, которого тоже хотели пытать, его отец, лежавший тут же, громко закричал, умоляя со слезами на глазах, чтобы, прежде чем мучить этого мальчика, выслушали его. Антонио де Фариа приказал тогда оставить мальчика в покое, а старику сказал, что он может говорить все, что думает, лишь бы это была правда, а если он солжет, пусть знает, что их обоих выбросят живыми в море, если же скажет правду, он велит их обоих высадить на берег и отпустит со всем имуществом, которое они под клятвой объявят своим. На это мусульманин ответил:
— Согласен, сеньор, поверить твоему слову, хоть то дело, которым ты сейчас занимаешься, не очень вяжется с христианской религией, которую ты принял при крещении.
Этими словами Антонио де Фариа был так смущен, что не знал, что и ответить. И, приказав ему приблизиться, расспрашивал его ласково и приветливо и более ничем не угрожал.
Глава XLIII
О том, что этот человек ответил на вопросы Антонио де Фарии, и о том, что произошло в дальнейшем
Когда этот человек подошел к Антонио де Фарии, тот заметил, что кожа у него такая же белая, как и у любого из нас, и спросил: турок он или перс? Тот ответил, что нет, что он христианин, родился на горе Синае, там, где покоится тело блаженной святой Екатерины. На это Антонио де Фариа спросил, почему он не живет среди христиан, если сам христианин. Старик ответил ему, что он купец и человек из хорошей семьи, зовут его Томе Мостанге; однажды в 1538 году, когда судно его стояло на якоре в порту Жуда, Солейман- паша, вице-король Каира, приказал захватить этот корабль вместе с семью другими, чтобы доставлять на них провиант и боевые припасы для шестидесяти галер, на которых он шел по приказанию Великого Турка восстанавливать султана Бандура на престоле Камбайи, с которого сверг его в это время Великий Могол, и изгнать португальцев из Индии. Он остался на своем корабле, чтобы не лишиться его, получить за фрахт, а затем и распродать свои товары, в чем, как обещали турки, ему не будут чинить препятствий, но они не только нарушили свои обещания, как это им свойственно, но еще отобрали у него жену и малолетнюю дочку, которую он возил с собой, и изнасиловали их при всех у него на глазах. А когда одни из его сыновей стал плакать и сетовать на это злодеяние, его связали по рукам и по ногам и бросили в море. Самого же купца заковали в железа, ежедневно жестоко избивали и отобрали у него все имущество на сумму свыше шести тысяч крузадо под предлогом, что никому не разрешается владеть божьими дарами, кроме мусульман, столь справедливых и святых. В это время жена и дочь его умерли, и он с отчаяния бросился в море вместе с другим сыном у входа в гавань Диу, оттуда сухим путем добрался до Сурата, а затем перебрался в Малакку на корабле Гарсии де Са, коменданта Басаина; после этого по приказу дона Эстевана да Гамы он побывал в Китае вместе с Кристованом Сардиньей, фактором на Молукках. В то время, когда судно последнего стояло на якоре в Сингапуре, Киай Тайжан, владелец этой джонки, убил Сардинью вместе с другими двадцатью шестью португальцами, а купца спасло лишь то, что он был бомбардиром, и Киай Тайжан забрал его в свой экипаж в качестве старшего пушкаря.
Услышав это, Антонио де Фариа издал громкий крик и, ударяя себя рукой по голове, воскликнул:
— Господи боже мой! Господи боже мой! Сном мне кажется все, что я слышу!
После чего, обратившись к окружавшим его солдатам, он объяснил им, что за злодей этот Киай Тайжан. Так, встречая иной раз сбившиеся с курса и слабо вооруженные суда, он перебил на них более ста португальцев и забрал товаров более чем на сто тысяч крузадо. И хотя его по-настоящему зовут именно так, как сказал этот армянин, а именно Киай Тайжан, он, убив в Сингапуре Кристована Сардинью, стал величать себя из похвальбы этим подвигом не иначе, как «капитан Сардинья». Антонио де Фариа спросил армянина, что с ним, Киаем Тайжаном, сейчас или где он находится, на что купец ответил, что, израненный, тот спрятался вместе с шестью или семью другими в канатной камере на носу джонки.
Антонио де Фариа мгновенно встал и с великой поспешностью, направился в то место, где находился этот пес, остальные солдаты последовали за начальником. Но когда он открыл люк камеры, пес вместе с шестью человеками, скрывавшимися в ней, выскочили на палубу из другого люка, расположенного дальше, и напали как безумные на наших, хотя португальцев было более тридцати, не считая сорока мосо. Этот новый бой обернулся таким образом, что за те недолгие мгновения, пока наши их не перебили, они успели убить двоих португальцев и семь мосо и ранили более двадцати человек, в том числе капитана Антонио де Фарию, который получил два ранения в голову и одно в руку, от которого очень страдал.
Когда с мусульманином покончили и всем раненым оказали помощь, было уже почти десять часов. Из опасения перед сорока джонками флота, стоящего на реке, было отдано приказание поставить паруса и отойти подальше от берега, после чего к наступлению ночи мы стали на якорь на другом берегу Каушеншины, где и был произведен осмотр имущества, находившегося на джонке этого разбойника. Оказалось, что он вез пятьсот баров перца, по пятидесяти кинталов бар; шестьдесят — сандалового дерева; сорок — мускатного ореха и цвета; восемьдесят — олова; тридцать — слоновой кости; двенадцать — воска; пять — лучшего дерева алоэ. По здешним ценам все это, взятое вместе, могло составить шестьдесят тысяч крузадо, не считая мортиры, четырех фальконетов и тринадцати полевых орудий из пушечного металла, причем большая часть этой артиллерии была португальской, забранной этим мусульманином с корабля Кристована Сардиньи, с джонки Жоана де Оливейры и с корабля Бартоломеу де Матоса. Кроме этого было найдено три покрытых кожей ларя с большим количеством одеял и португальской одежды, далее большой серебряный позолоченный таз для мытья рук с таким же кувшином и солонкой, двадцать две ложки, три подсвечника, пять золоченых кубков, пятьдесят восемь ружей, шестьдесят два тюка бенгальских тканей, каковое имущество все принадлежало португальцам; затем восемнадцать кинталов пороха и, наконец, девять детей от шести до восьми лет, все с кандалами на ногах и наручниками на руках, доведенных до такого состояния, что больно было на них смотреть, так как это были один кости да кожа.
Глава XLIV
Как Антонио де Фариа прибыл в залив Камой, где добывается жемчуг для китайского императора
Антонио де Фариа покинул эту стоянку на следующий день пополудни и продолжил исследовать побережье Айнана. Идя вдоль берега весь этот день и следующую ночь и держась глубины от двадцати пяти до тридцати брас, он оказался на рассвете посередине большого залива, где ходило несколько
