слепоты рассказывают превеликие небылицы в своих историях.
Немного дальше, примерно в четверти легуа, на холме, возвышавшемся в восточной части острова, виднелось несколько зданий, у семи из которых, видимо, храмов, фасады были сверху донизу, насколько мог охватить взгляд, обшиты золотом; здания эти украшали башни, видимо, колокольни. Все строения были окружены двумя галереями из арок. Последние отделкой своей напоминали фасады храмов и также с самой вершины щпица до низу были обшиты золотом, почему мы и решили, что здания эти представляют собою какой-нибудь роскошный храм, содержащий бесчисленные сокровища.
Осмотрев и обследовав эту пойму, или остров, находившийся, как я уже сказал, посредине реки, Антонио де Фариа решил, хоть было уже довольно поздно, сойти на землю и посмотреть, не удастся ли добыть в одном из храмов какого-нибудь языка, от которого можно было бы получить необходимые сведения, ибо в зависимости от того, что выяснится, можно было решить, следует ли упорствовать в затеянном предприятии или возвратиться вспять.
Оставив на обоих судах необходимую охрану, Антонио де Фариа, взяв с собой в качестве проводников и переводчиков четырех китайцев, которым места эти были знакомы (они не раз тут бывали), а также сорок солдат и двадцать рабов, вооруженных как пиками, так и аркебузами, высадился на берег, передав командование паноурами {195}падре Диого Лобато — человеку благоразумному и рассудительному. Отряд высадился на берег и, не встретив на своем пути ни одной души и не услышав ни малейшего шума или шороха, прошел в огражденное пространство через один из восьми входов, которые имелись в стене. Через апельсиновую рощу он направился к ближайшему маленькому храму, расположенному в двух ружейных выстрелах от места нашей высадки, и в храме этом увидел то, о чем вы сейчас узнаете.
Глава LXXVI
Как Антонио де Фариа дошел до этого храма и что там произошло
Стараясь как можно меньше шуметь, Антонио де Фариа не без опаски шел к стоявшей перед ним обители, ибо до сих пор не знал, что его там ждет. С именем Иисуса в сердце и на устах все мы дошли до небольшой площадки перед дверью храма, так никого и не увидев.
Антонио де Фариа, все время шедший впереди всех с мечом в руке, ощупал дверь и обнаружил, что она закрыта изнутри. Тогда он приказал одному из бывших с ним китайцев постучаться, что последний сделал два раза, после чего ему ответили:
— Слава создателю, украсившему лазурью небеса! Обойди храм, и я выслушаю твою просьбу.
Китаец обошел храм и вошел в него через боковую дверь. Открыв ту, перед которой стоял Антонио де Фариа, он впустил его и всех его спутников внутрь. Они увидели старца, которому по виду можно было дать больше ста лет, на нем была очень длинная одежда из фиолетового штофа, внешность он имел человека благородного, что в дальнейшем и подтвердилось.
Старик, оказавшись неожиданно перед целой толпой народа, был настолько поражен, что упал ничком, у него задрожали руки и ноги и он не смог выговорить ни слова. Долгое время он не приходил в себя, но когда потрясение прошло, живо оглядел всех и строго спросил, кто мы такие и чего нам нужно.
Антонио де Фариа велел толмачу ответить, что сам он предводитель этих чужестранцев и уроженец Сиамского королевства; что, направляясь с большим грузом товаров в порт Лиампо, потерпел на своей джонке крушение и спасся лишь чудом со всеми людьми, которых привел с собой. А прибыл он сюда во исполнение обета совершить паломничество в эту святую землю, дабы возблагодарить всевышнего за спасенье от столь великой опасности; вместе с тем он пришел просить у него помощи, ибо хочет выйти из теперешней своей бедности; все, что ему будет дано, он обязуется вернуть раньше чем через три года в удвоенном размере.
Итикоу (так звался отшельник), подумав некоторое время и взглянув на Антонио де Фарию, ответил ему:
— Я прекрасно понял твои слова и не менее успешно разгадал твои злокозненные намерения, кормчий злого духа, увлекающий во тьме своего ослепления как себя, так и этих людей в бездонную бездну Озера Ночи, ибо, вместо того чтобы воздать хвалу господу за великую милость спасения, которую он, как ты уверяешь, тебе оказал, ты пришел сюда его грабить. Задам тебе вопрос: если ты совершишь это, как по- твоему, должно поступить с тобою небесное правосудие, когда ты будешь испускать последнее свое дыхание? Откажись от своего кощунственного предприятия, изгони из мыслей своих греховный замысел, и бог смягчит тебе наказание. Поверь, что я говорю тебе истину, да будет она руководством моим, пока я жив.
Антонио де Фариа, притворившись, что принимает данный ему совет, стал умолять его не гневаться, ибо, как он говорил, у него не остается иных возможностей поддержать существование, как те средства, в поисках которых он сюда прибыл. На что отшельник, обратив глаза к небу и воздев руки, воскликнул со слезами на глазах:
— Благословен будь, господи, что терпишь на земле людей, черпающих средства к жизни в поругании твоем и не согласных послужить тебе и дня, даже если бы они обрели за то славу вечную!
Сказав это, он некоторое время оставался в смятении и задумчивости, глядя на стоявшего перед ним, но потом обратил внимание на то, как с шумом и грохотом мы вскрываем и переворачиваем стоящие в храме лари. Увидев, что Антонио де Фариа стоит, опершись на меч, он попросил его присесть рядом с ним, что последний и сделал с многими поклонами и выражениями благодарности. Это не помешало ему знаком показать солдатам, чтобы они продолжали свое дело, а именно, отделять серебро, находившееся в ларях, от костей покойников, с которыми оно было перемешано. Это зрелище было столь тягостно для отшельника, что он два раза лишался чувств и падал на землю со скамьи, как человек, присутствующий при величайшем кощунстве.
И, с глубокой печалью снова обратившись к Антонио де Фарии, он сказал ему:
— Хочу объяснить тебе, как человеку, который кажется мне разумным, что обеспечит тебе прощение греха, который ты, как я понимаю, уже несколько раз совершал. Иначе с последним вздохом, испущенным устами твоими, ты погибнешь навеки. Поскольку ты говоришь мне, что лишь нужда вынудила тебя содеять столь тяжкое преступление и что ты намереваешься вернуть до своей смерти все, что ты взял, если тебе представится в этом возможность, я скажу тебе, что ты должен сделать три вещи: первая — это вернуть то, что ты взял, прежде чем ты умрешь, дабы не лишиться милосердия всевышнего; вторая — это просить у него в слезах прощения за содеянное тобою, ибо безобразно оно пред лицом его, и умерщвлять ради этого денно и нощно плоть свою; а третья — наделить богатствами своими бедных так же щедро, как ты наделяешь себя, но и в самой щедрости соблюдать благоразумие и умеренность, дабы Слуга Ночи {196}не смог бы осудить тебя в день расплаты. А посему советую тебе и прошу тебя приказать своим людям собрать и водворить на место кости святых, да не останутся они лежащими на земле как нечто презренное.
Антонио де Фариа обещал отшельнику, что непременно так и сделает, уснастив свою речь многими любезными словами, чем несколько успокоил, хотя полностью и не удовлетворил его. Тогда, подсев еще ближе к отшельнику, Антонио де Фариа принялся подбадривать его и утешать всякими ласковыми, нежными и учтивыми словами, уверяя его, что после того, как он выслушал его речь, он весьма раскаивается в том, что пустился в это плавание, но вернуться с пустыми руками уже не может, так как слышал от своих людей, что они убьют его, если он это сделает. На это старец сказал:
— Дай боже, чтобы так это и было, ибо, по крайней мере, ты не заслужишь такого наказания, как прочие Слуги Ночи, эти голодные псы, которых, как мне кажется, не могло бы насытить все серебро мира.
