творца. Его перформансы были такими туманными, что их никто не понимал. В тот день Саббатини был пьяный (еще одна его слабость). Он сел в чан, но, перед тем как алебастр начал твердеть, погрузился туда с головой. Никто из публики ничего странного не заметил. Администрация галереи очухалась (этот факт особенно веселил журналиста), когда иссяк запас фирменных шоколадных конфет, которыми Саббатини угощал посетителей выставки. О том, что он в чане, догадалась уборщица. Позвонили в полицию. Тело художника пришлось извлекать с помощью отбойного молотка. Данный факт журналист счел очень забавным и долго его смаковал, забыв даже упомянуть, какого же числа великий художник умер.
Флавия прочитала заметку еще раз, и когда удовлетворение от того, что злодея все же настигла Божья кара, уступило место рассудительности, сообразила, что где-то там, в его жилище, должна лежать огромная куча денег, и надо поторопиться, прежде чем ее кто-нибудь обнаружит. Не то чтобы она совсем не доверяла коллегам, просто хотелось избежать ненужных объяснений.
С покойниками работать легко. Они не станут возмущаться, когда вам вздумается покопаться в их имуществе. Получить разрешение коллег на обыск квартиры Саббатини было делом очень тонким, ведь афера с картиной Клода Лоррена была строго засекречена. Но у Флавии уже имелся большой опыт отделываться туманными намеками на некие нити в расследовании сложного ограбления и подслащивать пилюли обещаниями объяснить все позднее.
На улаживание этого вопроса ушло все утро. После обеда Флавия вызвала к себе стажера Коррадо: она решила взять его с собой. С образовательными целями.
— Вы помните гипотетическое дело, над которым работали несколько недель назад? — спросила она в машине. — Так вот, гипотетическим оно не было.
— Я не сомневался, — ответил развитый не по годам молодой человек.
— Да. Картина была настоящая, и похищение тоже. Сейчас мы отправимся в квартиру к преступнику.
— Предстоит задержание?
Флавия быстро прояснила ситуацию. Реакция Коррадо была более чем сдержанной.
— Бедняга, — произнес он. — И какую же он похитил картину? Ценную?
— Сама точно не знаю. Впрочем, не важно. Она уже на месте.
Коррадо даже бровью не повел.
— Так вот, — продолжила Флавия, — в квартире этого человека мы поищем что-нибудь полезное. Дневники, записи, телефонные счета… В свое время он участвовал в движении левых экстремистов и наверняка знаком с конспирацией. Так что я не ожидаю никаких открытий. Но никогда не знаешь, где повезет. Мне представляется, он должен быть беден, как церковная крыса, и последние двадцать лет жить впроголодь. Ведь сидение в чане с алебастром никак нельзя назвать прибыльным занятием.
Стоило Флавии сделать это замечание, как автомобиль въехал в один из самых фешенебельных кварталов района Париоли. Ей не понравилось, что стажер засомневается в ее дедуктивных способностях.
— Вы уверены, что мы прибыли туда, куда надо? — спросила она недовольным тоном водителя.
— Да, — бросил он с еще большим недовольством. Впрочем, удивляться не приходилось. Водитель был известный грубиян.
Квартира, где жил измученный нищетой бывший революционер, оказалась просто роскошной. Современная обстановка, дорогая мебель, картины, среди которых был даже, кажется, подлинный Шагал. В ходе осмотра обнаружились гардеробы с одеждой от самых дорогих модельеров, холодильник, набитый деликатесами и достаточным количеством шампанского, чтобы в один присест напоить террористов всего мира. Полы в комнатах покрывали изысканные персидские ковры.
— Видимо, он все же имел какое-то прибыльное занятие, — тихо заметил Коррадо. — Какой ему заплатили выкуп?
— А кто говорил насчет выкупа?
— Не знаю… мне показалось…
Флавия кивнула:
— Вы правы, он действительно получил выкуп. Но думаю, это все не оттуда. — Она постояла перед подписанной Уорхолом литографией знаменитой банки с супом, затем рассмеялась. — Вот вам, молодой человек, прекрасный пример того, как опасно делать поспешные выводы.
Коррадо заулыбался. Открытость Флавии подкупала. За это ее и любили подчиненные. Заменить Боттандо было невозможно, но ей это удалось.
— Итак, — сказала она, повеселев, — вы поройтесь в ящиках — записи, фотографии и прочее, а я попробую опросить соседей.
Главным было отыскать кого-то, кто очень сильно не любит того, кем вы интересуетесь. Симпатия в таких делах плохой помощник. Даже среди богатых, где дружеские взаимоотношения большая редкость, вы не найдете охотников распространяться насчет соседей, к которым они испытывают симпатию. «К сожалению, мне ничего о кем (о ней, о них) не известно». Сколько раз подобные фразы заводили в тупик расследования даже тяжких преступлений. Однако напряженные отношения между соседями развязывают язык.
Увы, у Саббатини не было привычки включать музыку на полную громкость в два часа ночи, он не баловался наркотиками, не мусорил на лестничной площадке. После опроса пятерых соседей выяснилось, что он жил как самый добропорядочный римский буржуа. Неожиданно повезло в шестой квартире, когда Флавия уже отчаялась. Здесь соседка имела на Саббатини огромнейший зуб. Из-за парковки.
Из-за чего, как вы думаете, разгораются самые большие страсти? Из-за политики, религии, может, шума или грязи, недостойного поведения? Ничего подобного. Больше всего конфликтов между соседями возникает из-за места стоянки автомобиля. Алессандра Маркезе вела непрекращающуюся войну с Саббатини уже целых шесть месяцев. Если ее место было свободно, то он обязательно ставил туда свою машину, зная, что это ее место, и зная, что его место в это время тоже не занято.
— Он делал это намеренно, чтобы досадить мне. Ужасно, ужасно. — Возмущению синьоры Маркезе не было предела. На ее лице проступили красные пятна. Она поправила дрожащими руками прическу. — Я жаловалась в домоуправление, но они, конечно, оказались бессильны что-либо сделать. Потому что у него нужные связи…
Флавия сочувственно кивала. Женщина была очень противная — глупая, самоуверенная, преисполненная важности, но в данной ситуации — просто настоящий клад.
— Расскажите мне об этом человеке подробнее, — нерешительно попросила она.
Через полчаса Флавия имела достаточно четкий портрет Маурицио Саббатини. Некоторые детали, несомненно, были преувеличены, кое-что выдумано, однако синьора Маркезе сообщила весьма ценную информацию. Она заметила в соседе такое, на что обычно живущие рядом не обращают внимания. Потому что каждая встреча, да что там встреча, каждый раз, когда синьора Маркезе слышала голос Саббатини или ощущала в лифте запах его одеколона, она застывала на месте и потом несколько часов больше ни о чем не могла думать.
Синьора надолго выезжала в город, в основном за покупками, так что длительного наблюдения обеспечить не могла, но и того, что сделала, было вполне достаточно. Очищая ее рассказ от шелухи злобы и мстительности, Флавия увидела человека, который, не считая склонности к растворам алебастра и чужим местам автостоянки, жил тихой, совершенно неяркой жизнью. Вставал поздно и, судя по всему, нигде не работал. Синьора Маркезе вела похожее существование и потому не находила это странным. Флавия спросила, откуда у Саббатини деньги. В ответ синьора пожала плечами:
— Родственники.
Универсальное объяснение, ничего не объясняющее.
Иногда к соседу заходили мужчины, очевидно, приятели. Очень редко. Никаких девушек, и мальчиков тоже. Всю последнюю неделю он отсутствовал, хотя в эту среду в квартире кто-то находился. Синьора слышала стук и шарканье, будто там передвигали мебель.
— Вы говорите, он был художник? — Синьору Маркезе это сообщение шокировало. Она, конечно, подозревала его в ужасных грехах, но чтобы такое… — Тогда он занимался этим где-то еще.
Здесь Маурицио Саббатини знали лишь как праздного богача, который коротал дни, тыкаясь туда-сюда, не задумываясь тратил деньги на все, что понравится, и не делал никому ничего плохого. Кроме,
