– Давай Джек. Ставь на Бодлера, – улыбнулся Билл.
Я сделал над собой усилие.
– А ты что думаешь, Джордж?
– Я предпочитаю покрупнее.
– Дай ему по морде, Стеф, – закричал Гэз. – Пусть не говорит о тебе в таком тоне.
– Джек, дай ему как следует, – засмеялась Стеф.
– Роял Плюм, – сказал Джордж.
– Кто жокей?
– Джо Мерсер, – ответил Гэз.
Джордж Гривз разговаривал сам с собой:
– Роял Плюм в год Юбилея – это судьба.
– Ну давай, Джек. Мне хотелось бы попасть на ипподром до старта.
– Подожди, Гэз. Подожди.
– Хочешь выиграть миллион? – смеялась Стеф.
– Нашего Джека только могила исправит, – сказал Гэз.
– Хот Гроув, – объявил я.
– Так тому и быть: Карсон и Хот Гроув, – сказал Гэз, выходя из редакции.
Час спустя Пиггот выиграл восьмые скачки подряд. Мы все проиграли и пошли в Пресс- клуб заливать свои беды.
– Проблема со скачками в том, что они похожи на секс: отличный разгон, но через две минуты тридцать шесть целых и сорок четыре сотых секунды все уже закончилось, – сказал Джордж.
– Говори за себя, – ответил Гэз.
– Если ты не француз, – подмигнула Стеф.
– Да, у тех даже разгона нет.
– А ты-то откуда знаешь, Джордж Гривз, – взвизгнула Стеф. – У тебя последний раз был десять лет тому назад и, готова спорить, ты даже не удосужился снять носки.
– Ты сама так просила, сказала, что это тебя возбуждает.
Я взял дело и собрался идти.
– Надо было ставить на тройку лидеров, Джек! – крикнул Гэз.
Серое вечернее небо, духота от надвигающегося дождя, листья, зеленые, прелые стучат в мое окно: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.
Луна – внизу. Протокол – на столе.
Убийства и нападения на женщин в Северной Англии.
Сахар рассыпан, молоко скисло.
В голове чисто, в глазах пусто.
Невезучие звезды попадали на землю, они издевались надо мной, мучили меня своими идиотскими детскими присказками.
Джек Смирный не ел жирное.
Джек – ловкий, Джек – на веревке.
Джек-обжора залез на гору.
Джек и Джилл выбились из сил.
Никакой Джилл нет, все Джилл пропали, остались только Джеки.
Джек-попрыгунчик, Джек-молодец.
Джек, Джек, Джек.
Да, я – Джек.
Юнион Джек.[16]
Та же комната, всегда одна и та же комната.
Имбирное пиво, черствый хлеб, пепел в камине.
Она – в белом, она чернеет до кончиков ногтей, она пытается подтащить мраморный умывальник к дверям, спотыкается, не держится на ногах от усталости, падает на стул со сломанной спинкой, бредит, говорит непонятно что, слова в ее рту, образы в ее голове, в них ничего не разобрать, она потерялась в своей собственной комнате, как будто свалилась откуда-то, раскололась на части, и никто не может собрать ее в единое целое, ее послания, которые никто не получает, не расшифровывает, не переводит.
– Чем мы заработаем себе на жизнь? – поет она.
Всего лишь послания из ее комнаты, застрявшие между живыми и мертвыми, мраморный умывальник перед дверью.
Но осталось недолго, теперь недолго.
Всего лишь комната и девушка в белом, чернеющая до кончиков ногтей и дыр в голове, всего лишь девушка, прислушивающаяся к шагам за окном по мостовой.
Всего лишь девушка.
Я проснулся, задыхаясь, я горел, я был уверен, что они уже ждут.
Они улыбнулись и взяли меня за руки и за ноги.
Я закрыл глаза и позволил им утащить меня прямо в комнату, в ту самую комнату, всегда в одну и ту же комнату.
Разное время, разные места, разные города, разные дома и всегда одна и та же комната.
Всегда одна и та же чертова комната.
Обнаженное тело лежит на спине в центре кровати, повернутое слегка влево по своей оси. Левая рука, согнутая в локте под прямым углом, лежит близко к туловищу, ее предплечье прижато к животу. Правая рука, слегка согнутая в локте, лежит на матрасе в некотором удалении от туловища ладонью вверх, ее пальцы сжаты в кулак. Ноги широко раскинуты, левое бедро расположено под прямым углом к туловищу, правое – под тупым углом к лобковой кости.
Кожные покровы живота и бедер полностью сняты, брюшная полость очищена от внутренних органов. Грудь вырезана, руки иссечены несколькими рублеными ранами, лицо изуродовано до неузнаваемости. Ткани шеи разрезаны по всей ее поверхности до позвонков.
Внутренние органы обнаружены в разных местах: матка, почки и одна грудь – под кроватью, вторая грудь – у правой стопы жертвы, печень – между стоп, кишечник – справа от тела, селезенка – слева, лоскуты кожи, снятые с живота и бедер, – на столе.
Постельное белье по правую сторону от тела пропитано кровью. На полу обнаружена лужа крови площадью приблизительно в два квадратных фута. Стена справа от кровати, расположенная параллельно шее потерпевшей, забрызгана кровью.
Лицо изрезано во всех направлениях. Нос, щеки, брови и уши частично удалены. Губы обожжены кипятком, несколько неровных разрезов тянутся к подбородку. Черты лица жертвы изуродованы до неузнаваемости.
Кожа и мягкие ткани шеи разрезаны до позвоночника, пятый и шестой шейный позвонки отмечены глубокими зарубами. Порезы на передней поверхности шеи окружены крупными кровоподтеками.
Дыхательные пути перерезаны в нижней части гортани по крикоидному хрящу.
Обе груди удалены с помощью почти правильных круговых разрезов, грудные мышцы рассечены до ребер. Ткани между четвертым, пятым и шестым ребрами прорезаны насквозь таким образом, что сквозь образовавшиеся отверстия видно содержимое грудной полости.
Кожа и ткани живота от реберной дуги до лобковой кости разделены на три крупных лоскута и полностью удалены. Передняя поверхность правого бедра препарирована до кости, кожа снята единым лоскутом, включающим внешние половые органы и часть правой ягодицы. С левого бедра снята кожа, фасция и мышцы до колена. Левая икра обнаруживает длинный глубокий порез кожи и тканей до глубоких мышц, тянущийся от колена и заканчивающийся в пяти дюймах от голеностопного сустава.
Оба плеча и предплечья имеют многочисленные рубленые раны.
На правом большом пальце обнаружен небольшой поверхностный порез длиной
