– Исчез? – Он откинулся на стуле и сложил на груди руки. – Это как взглянуть… Для одних я исчез из жизни, а для других – начал жить заново. Я ведь сменил не только облик и имя, я изменился внутренне. Переродился, понимаете?
– И куда ты подался тогда – переродившийся?
Скачков пожал плечами:
– Скитался по свету. Жил по воле Божьей. Мерз, голодал, бывало, но – жил. Находил приют в храмах, бродил по лесам, просил милости и сам старался быть милосердным. Искал добра в себе и в людях. – Он улыбнулся. – А потом вернулся сюда – в Сырой Яр – в город, в котором началось мое перерождение и в котором, вероятно, счастливо закончится таинственная история под названием «Если небо молчит».
– Пока ничто не предвещает счастливого конца, – вздохнула Робаровская. – Сегодня погиб мой…
– Сын? – спросил Роман.
– По легенде, – уточнила она. – Сотрудник Интерпола работал под видом моего сына-инвалида.
– Несчастный случай? – Скачков прищурился.
– Не знаю… – Женщина покачала головой. – Уж больно нелепая смерть.
На лестнице послышался шум, и они разом подняли головы.
Бледный как смерть, взъерошенный и помятый Блатов скакал вниз через две ступеньки, громыхая по ламинату босыми пятками.
– Бляха-муха! Илона! У нас – серьезные проблемы!
– Серьезнее, чем ты думаешь! – откликнулась та.
Очутившись внизу и едва не опрокинув по дороге вазу с цветами, оперативник бросил на стол мятый листок бумаги.
– Вот! Это я нашел у себя в комнате! Илона! Казни меня! Мы потеряем парня!
Робаровская схватила записку и, пробежав несколько раз глазами, опустила руки.
– Час от часу… – Она со злостью оглядела рыжего опера. – На кого ты похож! Почему ты позволил себе напиться до беспамятства?
– Я не пил! – взвыл тот. – Клянусь, Илона, я только имитировал опьянение! – Он сжал кулаки. – Меня опоили! Эта сучка что-то подсыпала в мой бокал, и я отрубился!
– Когда только успела? – ехидно поинтересовалась женщина. – Ты где был в это время? Мазал голову бриолином?
– Моя рюмка побывала у нее в руках! – убеждал Блатов. – Она сказала: давайте, мол, ваш бокал, я сама налью.
– Значит, все-таки пил! – подняла палец Робаровская. – Если бы выплескивал под стол, то не отравился бы!
– Что делать, Илона? – паниковал опер. – Где Антон? Ему пора встать на ноги и делать дело!
– Антон мертв, – холодно произнесла дама. – И теперь я почти не сомневаюсь, что его убили.
– Что?! – заорал Блатов. – Как – убили? И ты при этом спокойно сидишь за столом и беседуешь с приятелем?
– Здравствуйте. – Скачков учтиво поклонился. – А можно полюбопытствовать, что в записке?
– А ты кто? – оперативник бросил уважительный взгляд на нашивки. – Шурави?[10]
– Было дело… – кивнул тот. – Так из-за чего паника?
– Наш подопечный пропал, – признался Блатов. – Оставил записку, что пошел в город с женой.
– Ну и хорошо, что не с любовницей, – улыбнулся Скачков. – А в чем проблема?
– Подопечный – Максим Танкован, – пояснила Робаровская. – Наш подкидыш-миллиардер.
У Романа сползла с лица улыбка.
– А жена? – спросил он.
– В том-то и дело! – Блатов схватил себя за рыжие волосы. – Авантюристка международного класса! И вдобавок – убийца! За ней четыре года охотится Интерпол! Боюсь, что ни парень наш, ни эта сучка сюда больше не вернутся…
– Подбери слюни! – рявкнула на него Робаровская. – Мало того, что проспал все на свете и, по сути, завалил операцию, так еще истерики закатываешь!
– Где теперь их искать? – не унимался тот. – Поднимать ментов, прочесывать город? А, если они в лес подались? Тогда вообще армейцы понадобятся. – Он в отчаянии глянул на часы. – И это при том, что дорога каждая минута! Все – плохо!
Скачков вдруг резко поднялся с места.
– Мне кажется, я знаю, куда они направились, – пробормотал он. – И теперь все плохо вдвойне.
25
Микроавтобус, на котором еще утром добирались до гостиницы рыжий опер и Робаровская с несчастным Мишуткой, притормозил у дорожного указателя «23-й километр» и осторожно съехал с шоссе на проселочную дорогу.
Луч фар выхватил из темноты высокую траву, серый песок и заскользил по черным стволам сосен. За машиной взметнулась шатром дорожная пыль.
Старенький «Фольксваген» бросало из стороны в сторону, и оба пассажира на заднем сиденье крепко держались за поручни, чтобы не столкнуться головами и не удариться о стекло.
– Смотри! – Блатов выбросил вперед руку. – Что это?
Там, где луч фар терялся в черной каше еловых сплетений, появился другой свет – подрагивающий, быстрый и озорной. Он прыгал по верхушкам кедров и сползал вниз, оставляя в непроглядной тьме красноватый абрис стволов и веток. Еще через мгновение по густой листве заплясали злые огненные язычки.
– Кажись, лес горит! – крикнул оперативник, вглядываясь в ветровое стекло.
Мелкие огоньки закружились в тревожном танце и вдруг скакнули высоко в небо, превратившись в кровавое зарево и располосовав на части лопнувшую ночь.
Теперь стало отчетливо видно, как огонь поднимается над лесом, лижет румяные облака и кутает верхушки сосен в тяжелую серую шаль.
– Наддай газку, друг! – Скачков нервничал. Он вцепился обеими руками в подлокотник сиденья и, не отрываясь, смотрел, как ширится и растет в небе огненная стерня.
Свет фар ударил в живую изгородь, водитель резко крутанул руль вправо, и машина, соскользнув колесами с дороги, накренилась, взревела мотором и, протащившись юзом по песку, выскочила на поляну.
Скачков и Блатов зажмурились: прямо перед ними, вздымая вверх облака черного дыма, полыхал гигантский костер.
«Фольксваген» затормозил перед низким колодцем с покосившейся крышей, и оба пассажира сразу выскочили наружу. Они метнулись в одну сторону, потом – в другую и замерли на месте, беспомощно щурясь на огонь.
– Опоздали! – пробормотал Блатов. – Всему конец, Рома…
Дом Маргариты был объят пламенем. Кровавые языки лизали бревенчатые стены, ползли под кровлю и крученым вихрем вырывались наружу. Крыльцо уже погибло в огне. Перила прогорели и обрушились на землю, торчащие балясины полыхали, как факелы, а обугленные ступеньки зияли черными дырами. По двору летали горящие ошметки белья, сорванного бушующим пламенем с веревки.
– Смотри! – Скачков указал рукой на окна. – Стекла целы. Значит, пламя хозяйничает пока только снаружи. – Он встряхнул оцепеневшего опера: – Слышишь меня? Я говорю: если внутри есть люди, то огонь, возможно, до них пока не добрался.
– О чем ты говоришь! – завопил тот. – Там все если не в огне, то в едком дыму! Три раза глотнул и кранты – угорел!
Роман подбежал к колодцу, схватил привязанное веревкой ведро и швырнул его вниз.
– Что ты задумал, безумец? – Оперативник скривился. – Тушить костер наперстком?
– Вызывай пожарных и «скорую»! – приказал Скачков, с остервенением вращая ручку. – В нашем городишке они приезжают быстро!
Блатов послушно полез в карман за телефоном. Роман подхватил свободной рукой вынырнувшее из
