пасти колодца ведро с водой, ослабил веревку и, отступив на шаг, опрокинул его на себя.
– Алло! – заорал в трубку опер. – Это Служба спасения? А что у вас под номером девять-один-один? Прачечная, что ли?..
Скачков бросился к дому.
– Стой! – завопил Блатов, оторвавшись от телефона. – Разобьешь стекло – будет сквозняк! И все нутро запылает как спичка! – Он вновь приложил к уху трубку: – Пожарный расчет и «скорую»! Живо! Адрес?.. Вашу мать! Откуда мне знать этот чертов адрес! Здесь лес кругом! И деревья разные… Подождите!.. – Он кинулся к машине: – Слышь, друг! Водила! Как тебя?.. Возьми трубку, продиктуй им, как подъехать!..
Роман обошел дом со всех сторон, щурясь от света и вглядываясь в окна. Блатов прав: если хоть где-то есть доступ воздуху, второе окно открывать нельзя.
Ему показалось, что с подветренной стороны дома огня почти нет. Короткие язычки пламени дрожали на лохмотьях вылезшей из щелей пакли – и все. Он подпрыгнул, пытаясь ухватиться за наличник, но лишь царапнул ногтями стену.
Рыжий оперативник тем временем решил подойти к дому со стороны леса. Он обогнул пристроенную веранду по вытоптанному участку земли, куда его сыроярский коллега Александр Корж обычно ставил свою «Ауди», и, нырнув в заросли ежевики, двинулся вперед, ломая ветви и обдирая руки.
В ту же секунду что-то взвизгнуло у самого уха, и Блатову резкой болью обожгло плечо. Еще не понимая, что произошло, он машинально присел на корточки и тут же почувствовал, как над головой, словно хлыстом, срезало ветки. Упругий хлопок прокатился между деревьями и стих. Морщась от боли и стараясь не закричать, оперативник отнял руку от плеча и обнаружил, что она перепачкана чем-то липким и черным.
– Хорошие выстрелы, Гена, – похвалил приглушенный женский голос. – Похоже, ты снес ему полбашки. А теперь – уходим. Быстро.
– Подожди, – раздраженно ответил мужчина. – Еще не хватало, чтобы наших подопечных успели спасти. Вот это будет прокол похлеще, чем с Тузовой.
Справа, в нескольких шагах от Блатова хрустнули ветки.
– Нужно удостовериться, что он мертв, – сказал стрелок. – Ступай за мной след в след и не высовывайся.
Роман повторил попытку допрыгнуть до окна, но – безуспешно. Он огляделся по сторонам и, заметив прислоненный к сосне детский велосипед, не раздумывая, подкатил его к дому. Если хрупкая конструкция выдержит его вес, он сможет выиграть сантиметров тридцатьсорок – вполне достаточно, чтобы достать до окна и ухватиться за раму.
Примерившись пальцами к бревнам и растопырив руки, чтобы не потерять равновесие, Скачков поставил ногу на хрупкое пластмассовое сиденье и подпрыгнул. Велосипед жалобно дзенькнул и откатился в сторону, но Роман успел ухватиться за ручку оконной рамы и найти опору на бревенчатом выступе. Перебирая ногами, он поднялся вровень с окном, приник лицом к стеклу, пытаясь рассмотреть что-нибудь в кромешной темноте, но ничего не увидел. Он уперся коленом в карниз, высадил локтем стекло, нащупал шпингалет с внутренней стороны рамы и, стараясь не потерять опору под ногой, осторожно открыл створку. Путь в дом был свободен. Роман сдвинулся на полкорпуса вперед, перенес руки на подоконник и… больно ударился лицом о жесткую преграду. Он отпрянул, таращась в темноту, протянул ладонь и обомлел: окно было заколочено изнутри фанерным листом!
Снова хрустнула ветка, чавкнула земля, и за деревьями мелькнуло серое пятно. Едва сдерживаясь, чтобы не застонать от боли, и не сводя глаз с ближайших кустов, Блатов завалился набок, выпрямил ноги и медленно достал из-за ремня табельный «Макаров».
– Осторожно, – предупредил женский голос. – Быть может, он еще ранен.
– Тогда добьешь сама, – отреагировал мужчина. – Ты ведь милосердна… – и он коротко засмеялся.
Оперативник поднял пистолет, сдвинул пальцем скобу предохранителя и… опустил руку: плечо обожгло болью.
Шаги приближались. Он переложил пистолет в другую руку и, перекатившись на спину, снова прицелился. Еще мгновение, и…
Перед ним как из-под земли выросла долговязая фигура. На влажном лице незнакомца отплясывали бордовые отблески близкого пожара, и Блатов успел разглядеть удивленные и немного растерянные глаза, прежде чем спустил курок. Раздался мокрый шлепок, как будто по воде ударили веслом, и мужчина, нелепо взбрыкнув ногами, кувырнулся назад в кусты.
– Гена! – истошно закричала женщина. – Геночка!
Блатов вскочил на ноги и, ломая грудью сухие ветки, бросился на крик. Через мгновение он оказался возле Михеевой.
Адвокатесса склонилась над распластанным телом, в панике шаря руками по земле в поисках револьвера.
– Встать! – хрипло приказал опер, наставив на нее оружие. – И без глупостей, Таня.
Она подняла на него глаза и оскалилась:
– Ах, это ты, мент?.. Мне следовало бы догадаться…
– Это я, – подтвердил тот. – У турыстов тоже бывают пистолетики. Встать, стерва!..
Скачков чувствовал приближающийся жар. Огонь жадно жевал древесину, его челюсти смыкались, переламывая кости старого дома, и их треск усиливался с каждой минутой. За стеной стонали перекрытия, а на кровле оглушительно лопалась черепица.
Он подтянул к себе второе колено и, перебирая руками вверх по раме, осторожно встал на подоконник. Расстояние между ногой и фанерным листом явно было недостаточным для удара. Прогнувшись, Роман поискал руками над головой хоть какую-нибудь щель или заступ – и ничего не обнаружил. Возможности для замаха и удара не было. Оставался только один выход: отпустив руки, попытаться выдавить фанеру массой тела. Но тогда, если деревянный лист выдержит натиск и самортизирует – он полетит спиной вниз из окна на голую землю.
Скачков набрал в легкие воздуха, чуть отклонился назад и, придав телу ускорение, ударился грудью о заслон. Тонкий щит прогнулся и отыграл в обратную сторону. Левая нога соскользнула с подоконника, и Роман упал на колено, чудом ухватившись за раму. Зловеще затрещали петли, створка дрогнула и стала наклоняться. Понимая, что медлить больше нельзя, он запрокинул голову и – его так учили еще в десантуре: бить нужно местом, что повыше лба – нанес резкий удар в фанеру. Лист треснул вдоль, его края выскочили из крепежей, и Скачков кубарем скатился в комнату.
Михеева медленно поднялась на ноги и отступила на шаг.
– Хорошо, – похвалил Блатов. – А теперь покажи мне свои ладошки. – Не опуская оружие, он потянулся за наручниками, висевшими на ремне. – И без лишних движений, девонька…
Та послушно подняла руки и вдруг, шагнув вперед, резко опустила их на пистолет. Хлопнул выстрел, и пуля вошла в землю в сантиметре от Блатовского ботинка. Не давая оперативнику опомниться, адвокатесса бросилась на него и впилась зубами в раненое плечо. Тот взвыл от боли, покачнулся и хлестко ударил ее ладонью по лицу. Михеева не отпустила добычу. Рыча, как разъяренная львица, она вцепилась ногтями в запястье опера, заставляя его разжать пальцы. Тот выронил пистолет, попятился, стараясь стряхнуть с себя обезумевшую женщину, и снова ударил ее по лицу – сильнее. Михеева взвизгнула и, оглушенная ударом, рухнула перед ним на колени. Не теряя ни секунды, Блатов схватил ее за руки и защелкнул на них наручники.
Разумеется, он не мог видеть, как за его спиной возникло из темноты окровавленное лицо с горящими глазами и зловещим оскалом.
Роман упал на что-то мягкое, вероятно, на кучу сваленной на полу одежды. Он откатился в сторону, пытаясь сориентироваться в темноте, наткнулся на железную ножку кровати, пошарил вокруг себя руками и поднялся на ноги. В воздухе, еще не пропитавшемся гарью, стоял сырой и удушливый запах захламленного помещения. Вероятно, это была кладовка.
Вытянув перед собой ладони, Скачков двинулся вперед и тут же споткнулся обо что-то стеклянное и тяжелое. Потеряв равновесие, он перегнулся через край неведомого сосуда и почувствовал, как пальцы погрузились в россыпь мелких предметов. Ухватив пару из них и поднеся к носу, Роман с удивлением
