рассчитан. Множество одинаковых пятиэтажек выстроились в ряд, как солдаты — в шеренгу. Они стояли вдоль улицы, олицетворяя правильность и безупречность замысла архитектора.
В некоторых окнах горел свет, насыщая кирпичные коробки теплом. Желтоватый свет являлся неотъемлемым знаком человеческого присутствия. Освещенные окна дарили чувство надежности и защищенности, а их «собратья» без света — одиночество и печаль. Дом, свет и человек были настолько неразделимы, что и вовсе не существовали по отдельности. Оставалось загадкой: человек строит дом, чтобы зажечь в нем свет, или несет в себе свет и создает для него дом.
Магазины яркими вывесками завлекали покупателей, обещая скидки и бонусы. Увидев в одном из них продавца, Бред представил злого клоуна с безумной улыбкой, который берет монетку у ребенка и с помощью манипуляций прячет ее в свой костюм, а потом переключается на следующую жертву, даря напоследок лукавый кивок. Эти ехидные и похожие одно на другое лица смотрелись наигранно и неправдоподобно на фоне выставленного товара. В скупых глазах, кроме жажды нажиться, ничего не читалось. Мечты здесь превращались в амбиции, а творческие порывы — в пустую трату времени. Единственным желанием людей с внутренней стороны витрины было прийти домой, лечь на диван с бутербродом в зубах и раздуться от чувства собственной важности и заработанной копейки.
По главной улице города шумным потоком двигались машины. На фоне дорогих иномарок то и дело мелькали автомобили низкого класса. Часто в престижной машине сидел какой-нибудь лысый старичок или располневшая дама. «Этим мы, люди и машины, похожи, — думал Бред. — Снаружи красоты неописуемой, а внутри может оказаться что угодно, и наоборот. Полное соответствие практически не встречается…» Как часто представление о человеке или событии иллюзорно? Бывает ли такое, что истина совпадает с восприятием?
С наступлением темноты машин становилось всё меньше и город погружался в сон. Работали ночные заведения, и основные улицы были хорошо освещены, но едва ли большая часть населения могла это заметить: люди предпочитали оставаться в своих уютных домах и заниматься привычными делами.
Бред шел прогулочным шагом без цели, просто вперед. В воздухе чувствовались выхлопные газы и запахи, доносившиеся с промышленных заводов. Он подумал, что можно умереть от такого количества вредных веществ, при дыхании попадающих в организм. Юноше захотелось оказаться в летнем парке или на острове в океане и вдыхать ароматы цветов, перемешанные с солоноватым запахом воды.
Он гулял не ради оценки достопримечательностей, а для самого действия, ему казалось, что во время ходьбы лучше думается. Никто не отвлекал и не ограничивала замкнутость помещения. Как правило, Бред был поглощен внутренним диалогом, обсуждая с собой все успехи и промахи дня, недели или года жизни. Главным образом эти разговоры были для Бреда не просто плодотворным анализом, но и вытекающим из него планом дальнейших действий. Он продумывал каждую деталь, представлял будущие события в разных вариантах. В зависимости от внутреннего состояния задумки в воображении имели положительный или отрицательный исход.
Зимний воздух пронизывал насквозь, временами молодой человек был уверен: частички морозного духа тают возле самого сердца. Холод пробирался сквозь щели плаща и дальше через свитер, дотрагивался до кожи, вмиг превращаясь на ней в мурашки. Снежный покров собирал на себе карнавальные блики городских фонарей. Его шуршание слышалось при каждом шаге. Скрип снега под ногами раздражал Бреда настолько, что он пытался найти подтаявшее место и ступать по асфальту. Эти островки, словно маленькая часть лета, дарили радость, напоминая, что зима не вечна. Окружающие звуки иногда привлекали внимание, а в основном парень просто не замечал ничего вокруг.
Как будто из ниоткуда перед Бредом возник ледовый городок. Причудливые улыбающиеся фигурки были искусно выточены мастером. У одной из статуй Бред заметил недостающую деталь: ледяная рука лежала рядом с ее недавней обладательницей. Вокруг бегали дети, играя в бесконечные игры. За ними неотъемлемо наблюдали родители, которые то и дело звали своих чад домой. Озорные малыши никак не хотели слушаться. Бред чувствовал в этом маленьком обществе совокупность интересов. Похожие действия, мысли и судьбы, столкнувшие их на этой площадке, объединяли незнакомых людей. Их связывала тонкая нить душевных состояний, которая больше чем физически притягивала друг к другу. Можно обходиться без слов, но быть не просто понятным, а еще и понятым.
Бред подумал, что никогда не чувствовал себя таким же единым целым. Он сравнил свое обычное состояние с отвалившейся от ледяной статуи рукой, которая, хоть и лежала невдалеке, но уже не являлась участником активных действий. Убрать ее подальше — так и вовсе будет непонятно, кому она принадлежала. В любой компании Бред был один. Как будто грани его души были настолько остры, что не могли соприкоснуться с другим существом. Одиночество являлось его вечным спутником. Когда-то он подолгу рассказывал друзьям и родственникам, что творится в его мыслях, но однажды понял, что это мало кого интересует и еще меньше кому понятно. С тех пор в моральных делах Бред являлся только слушателем, причем неблагодарным, потому что быстро понял: чаще всего внутренний мир человека так мал, что рассказывать о нем нечего. Таким образом, получается, что человек повествует о своей печали по этому поводу, безуспешно стараясь найти поддержку от таких же, как он.
Махровые чувства облили бестактной пеной юношеские страсти, от недавнего спокойствия не осталось и следа. Бесконечность тоски, казалось, обволакивала все внутренности, доводя до оцепенения. Теперь в теле была такая же погода, что и снаружи: снежные комья застревали в горле и камнем падали в живот, давая почти реальное ощущение боли. Как в тумане, Бред брел наугад, то переходя на бег, то останавливаясь, чтобы отдышаться. Иногда он чувствовал, как холодные капли на лице превращались в колючие льдинки.
Неизвестно сколько времени вот так бесцельно странствуя, парень наконец пришел в себя. Гадая, что за нелепость его охватила, Бред несколько раз глубоко вздохнул. Он отметил про себя, что среди знакомых не может позволить безумного выплеска эмоций, и сделал вывод, что прогулки ему необходимы для разрядки.
Душевное равновесие восстановилось и постепенно начало сменяться приятным дуновением внутри. Ему стало хорошо от одного слова «жизнь». Бред был убежден, что существование на земле — большая радость, которой удостаивается не каждый. Он знал из своей врачебной практики, как легко ее потерять. Теперь юноша ощущал жизнь каждой частичкой своего тела, всеми венами и жилами, а главное — необыкновенно большим пространством, которым внезапно стала его душа. Счастье от обладания Великим проникло в юношу и гармонично вселилось в него. Та разрумянившаяся печаль, что была в нем недавно, никуда не ушла, она свернулась ежом, не делая тайны из своего присутствия. Как из кратера, из нее исходили ленты, разрезая прекрасное на части и одновременно придавая чувствам остроты. Какие это ленты могут исходить из кратера?
Мысли уплотнились, возвращая внутренний диалог. Изобилие мусорных слов потекло вязкой жижей, казалось, что мозг не в состоянии обработать все заносы сознания.
Тем не менее чувства складывались в слова, те — в строчки, и получалась рифма. Необходимость записать безтормозные фразы заставила Бреда осмотреться. Расширенные зрачки выхватили безвкусную надпись «Кафе Жюстина».
Непринужденная обстановка помещения располагала Бреда к творческой беседе с тетрадным листом. Он сел за самый дальний столик. В пластмассовой мебели необычной формы чувствовалась рука дизайнера. Светло-синий оттенок скатертей сочетался с голубыми стенами, на которых висели репродукции с изображением цветов, среди которых преобладали ромашки. На каждом столике стояла ваза с белыми цветками. Бред попросил чашку кофе и с нетерпением достал блокнот и ручку. Записную книжку он всегда носил с собой — давняя привычка.
Кружевные мысли бегали по растрепанной голове, позволяя парню записывать строчку за строчкой, пока не получилось законченное произведение. Песня соединяла надрывную печаль, которую он ощутил, и благодарность коротким жизненным минутам, щедро вдыхающим баллады в сердца.
