Не стала исключением и обитель покойного Ромы-балеруна. Здесь майора Сиверса поджидали два чахлых старикана и один (но довольно неприятный) сюрприз: квартира Валевского оказалась незапертой. Дверь не вскрывали, ее отперли ключом, но закрыть почему-то позабыли. Возможно, это был сам Валевский. Возможно, кто-то другой, что в свете убийства хозяина приобретало ярко выраженный оттенок взлома. От идеи взлома, впрочем, пришлось сразу же отказаться. Из квартиры не было унесено ничего: ни дорогая бытовая техника, ни дорогие вещи, которыми был набит шкаф покойного Валевского. Фотоаппарат «Nikon» и цифровая видеокамера «Sony» тоже оказались нетронутыми, а вместе они потянули бы на приличную сумму в несколько тысяч долларов. Еще несколько тысяч были найдены на одной из полок в шкафу — вместе с россыпью кредиток, двумя серебряными браслетами, перстнем и цепочкой с кулоном- монограммой. Затейливое монограммное «АК» моментально воскресило в памяти Бычьего Сердца образ стервозной балеринки Лики Куницыной. Образ засиял еще нестерпимее, стоило только майору прослушать автоответчик. В недоеном вымени автоответчика оказалось ровно двадцать одно сообщение. Пятнадцать из них не представляли никакого интереса для следствия. Это были деловые звонки, настойчивые напоминания о встречах, смиренные просьбы об интервью, легкомысленные приглашения на фуршеты, банкеты и пати. Сюда же затесались казенные требования сдать книги в библиотеку и взять белье из прачечной. С остальными шестью сообщениями дело обстояло сложнее. Два из них были изложены сатанинским английским, еще одно — тонкоголосым тявкающим китайским. Оно начиналось дурацким «Мосимоси» и заканчивалось не менее дурацким «Огата но курой суцукэсу дэс». Три других телефонных послания принадлежали одному и тому же человеку, а именно — Лике Куницыной. Этот голос Бычье Сердце мог узнать из тысячи голосов. Как оказалось, за то недолгое время, что они виделись, балеринка успела отпечататься в известняке сиверсовского сердца ископаемым трилобитом. Довольно агрессивным трилобитом, если исходить из последней тирады. Бычье Сердце прослушал ее четырежды, и с каждым разом тирада нравилась ему все больше. "Ты перезвонишь, как же, — верещала балеринка. — Ты уже два дня перезваниваешь. Если твоя маленькая сучка сейчас под тобой, пусть тоже послушает, ей полезно. У вас ничего не выйдет с Сильвией, и не надейся. Сильвия — моя.
Четверг я проглотила, но дольше терпеть эту сучку не намерена. Ты и так сделал из меня посмешище. Но ты кое о чем забыл, а я помню. Я молчала, потому что между нами существовало джентльменское соглашение. Но не думай, что я буду придерживаться его из-за твоей дряни-протеже. Пораскинь своими поехавшими мозгами, у тебя осталось не так много времени. Можешь считать это ультиматумом, скотина! "
Вопли Лики Куницыной выводили Бычье Сердце на такой оперативный простор, что просто дух захватывало. И в этом просторе существовало сразу несколько воздушных коридоров. Во-первых, сам Роман Валевский, имеющий за душой какую-то не совсем приятную тайну. Именно этой тайной и шантажировала его бывшая жена.
Во-вторых, дрянь-протеже, которая прямо из-под носа уволокла у Куницыной роль.
Имя дряни благодаря стараниям Лу Мартина тоже было известно Бычьему Сердцу: некая Афина Филипаки. И в-третьих, автор ультиматума Анжелика Куницына.
Теперь чертову плясунью можно было смело объявлять подозреваемой № 1. И картина в связи с этим вырисовывалась следующая: Роман Валевский на протяжении довольно длительного времени руководил коллективом продвинутого балета «Лиллаби». Его жена, Лика Куницына, подвизалась в этом коллективе на первых ролях, за ней же были закреплены все ведущие партии. Сверхвыдающимся талантом она не обладала, но трудолюбие и фанатизм свое дело сделали: вода камень точит. Куницына осталась примой и после того, как ушла от Валевского. Возможно, в результате соглашения, которое сама же назвала «джентльменским»: работа в обмен на тайну. На протяжении довольно длительного времени этот паритет сохранялся. Он нарушился только тогда, когда появилась новая звезда («дрянь-протеже»), Афина Филипаки, и позиции Куницыной в «Лиллаби» резко пошатнулись. Шустрая Филипаки заняла место балеринки не только на сцене, но и в постели. Неизвестно, какое обстоятельство подтолкнуло Куницыну к столь недвусмысленным угрозам — первое или второе. Да это по большому счету и неважно; важно то, что Лика поставила ультиматум бывшему мужу. Важно то, что она открыто угрожала ему. Важно то, что от смерти Валевского она выиграла больше всех. Мюрисепп, единственный достойный кандидат на должность худрука «Лиллаби», по выражению Лу Мартина, — «известный куницынский подкаблучник». Следовательно, со смертью Валевского Куницына не просто укрепляет свои позиции в труппе, она становится ее некоронованной королевой.
Вчерашняя версия Бычьего Сердца, таким образом, не просто подкрепляется. Она утверждается, она становится чуть ли не единственной. Новая звездочка так запудрила мозги Роме-балеруну, что он наплевал на все угрозы. Или посчитал их не стоящими внимания. Или срок годности самой тайны вышел, о чем он и сообщил бывшей жене.
И тогда Куницына вкупе с бородатым Мюрисеппом решили действовать: чужими руками, естественно.
Звонок шантажистки занимал в общем списке звонков шестнадцатую позицию, и на то, чтобы установить, когда и с какого телефона он был сделан, понадобится некоторое время. Хорошо, если Куницына звонила Валевскому до роковой пятницы. Но даже если и позже, это не снимает с нее подозрений. Наоборот, усиливает их, поскольку может являться частью хорошо продуманного плана. Если следовать этому плану, то звонок, вроде бы обличающий Куницыну, неожиданно становится ее алиби: не будет же убийца звонить убитому, зная, что он убит. С точки зрения кондовой логики такой звонок бессмыслен. Именно на кондовую логику следствия и рассчитывала Куницына, когда звонила. Шантаж еще не убийство, а в телефонных куницынских воплях имел место как раз шантаж, причем в самом гнусном, бабском, базарном его варианте. Бессильный, а потому — яростный.
Бессильную же ярость к делу не пришьешь…
Размышления о преступной балеринке были прерваны самым неожиданным и грубым образом.
— Спустись на землю, Антоша. — Мягкая ладонь следователя Дейнеки легла на плечо Бычьего Сердца. — Ты уже десять минут на это пялишься. Могут возникнуть кривотолки.
— На что на это? — удивился Бычье Сердце.
— На это.
Только теперь Бычье Сердце обнаружил у себя в руках маленький пластиковый альбом с фотографиями. Добро бы это были просто фотографии: крестины, поминки, дни рождения, сабантуи с горой пельменей посередине стола. Добро бы это были пасторальные виды боев без правил или Сионской пустыни! Так нет же, Бычье Сердце сжимал в пальцах снимок, распротак его, «Лиллаби»! И не просто «Лиллаби», а, распротак его. Романа Валевского со товарищи. И не просто со товарищи, а с, распротак его, одним- единственным на снимке товарищем. Лу, распротак его, Мартином, вот кем!.. Педрила Лу Мартин стоял рядом с Ромой-балеруном на фоне какого-то западного собора, очевидно, поощряющего однополые (мерзость какая!) браки. На голове Лу Мартина красовалась кожаная педриликанская тюбетейка, на шее болтались с десяток педриликанских цепей и амулетов, а бедра обтягивали узенькие педриликанские джинсики. Большего бесстыдства, чем эти джинсики, Бычье Сердце в жизни своей не видел. А повидал он немало, включая блатхаты, притоны самого низкого пошиба и псевдосауны с псевдотайскими массажистками, которые рекрутировались из уроженок Калмыкии и Ямало-Ненецкого автономного округа.
Как альбом оказался у него и почему открылся именно на этой странице, а не на любой другой, Бычье Сердце объяснить не мог. Ни себе, ни Дейнеке, что было самым неприятным. А Дейнека, судя по его залоснившемуся от любопытства носу и затуманившимся зенкам, на объяснения намекал.
— Есть у меня кое-какие мыслишки, — дрогнувшим голосом сказал Бычье Сердце. — Насчет ближайшего окружения покойного.
— Ну-ну. — Дейнека прикрыл веки и многозначительно улыбнулся.
— Кстати, дата тебе о чем-нибудь говорит? — Бычье Сердце пошел ва-банк и ткнул пальцем в числа, проставленные умным фотоаппаратом в углу снимка: 28.06.
— Нет, — озадачился Дейнека. — А что?
— Возможно, это преступление не единственное, — дал волю фантазии Бычье Сердце. — И связано еще с одним…
— Дело в нашем производстве?
