— Буду уточнять. Все остальное — тоже Бычье Сердце осторожно вытащил проклятую фотографию из пластикового гнезда и сунул ее себе в карман. Наглая ложь и последовавшая за ней несанкционированная выемка документов произвели должное впечатление на Дейнеку, и следователь разочарованно хмыкнул:
— Ну, пока не уточнил, займись лучше уликами. Кое-что нашли.
Уликами оказались бутылка из-под грузинского вина «Мукузани», валявшаяся возле тахты на импровизированном втором этаже. И носок, валявшийся непосредственно у входной двери. Оба этих предмета экзотическая квартира-студия Романа Валевского явно отторгала. Дешевое винишко вступало в противоречие с изысканным баром на кухне, а носок, если исходить из размера, был женским. Белый хлопчатобумажный носок «адидас». Пары к нему после трех часов обыска найдено не было, зато обнаружилось большое число отпечатков, несколько волос на подушке и несколько записных книжек. Все книжки начинались с домашних телефонов губернатора и министра культуры и потому были почтительно отложены.
Квартира Валевского раздражала Бычье Сердце размерами, бесшабашностью архитектурного замысла и показным аскетизмом. В складках этого аскетизма пряталась недопустимая по нынешним тяжелым временам роскошь. Мраморный, чисто вылизанный пол за кухонной выгородкой; сама кухня в стиле кантри, склепанная из дорогих пород дерева; вызывающе дорогая утварь, каждый предмет которой смело тянул на месячный оклад майора Сиверса. А плоский телевизор с диагональю в полтора метра! А музыкальный центр с восемнадцатью колонками! А махровые полотенца в шкафу, на неоторванных ценниках которых маячили лютые цифры $ 215!.. Какие части тела можно вытирать полотенцем за двести пятнадцать долларов. Бычье Сердце представлял себе слабо.
Судя по обстановке, Роман Валевский был довольно своеобразным человеком.
В его квартире не было ни одной книги, включая самые ходовые — Библию и телефонный справочник. Зато имелось в наличии около сотни видеокассет. Но и фильмами на кассетах не пахло, все больше рабочие моменты репетиций и записи балетных спектаклей. Не было в квартире и ни одной приличествующей обстановке картины, а вот плакатов оказалось целых три.
И подходили они скорее к комнате общежития чулочно-носочной фабрики, чем к жилищу преуспевающего балетмейстера.
В платяном шкафу балетмейстера висели смокинг, кашемировое черное пальто и черный, отлично сшитый костюм. Судя по материалу — очень и очень недешевый. Весь остальной гардероб тоже был удручающе дорогим и удручающе однообразным: пятнадцать одинаковых кожаных жилеток, родных сестер жилетки, в которую был облачен покойный. Пятнадцать пар черных джинсов; пятнадцать пар туфель — точно таких же, какие красовались на Роме-балеруне.
Черных футболок тоже оказалось немерено, в отличие от рубашек, которых не было вовсе. А если нет рубашек, то зачем тогда смокинг, скажите на милость?.. Подбор одежды наталкивал на простую мысль: педантизм Романа Валевского и его рабская привязанность к определенному стилю граничат с идиотизмом. Или с определенной фобией, прояснить которую вряд ли удастся. Конечно, попытаться можно, тем более что в рукаве у Бычьего Сердца имелся джокер с колокольчиком — Лу, распротак его, Мартин.
Бычье Сердце так озадачился проблемами туалета Романа Валевского, что не заметил старикашку, вот уже добрых пятнадцать минут отиравшегося поблизости.
Старикашка был одним из понятых, приглашенных в квартиру. И раздражал Бычье Сердце не меньше апартаментов Ромы-балеруна хотя бы потому, что был тем, кем был, — слабосильным старикашкой, а не грешницей детородного возраста.
— Вы ко мне? — отрывисто бросил Бычье Сердце.
— Вы старший? — Старикашка взглянул на майора с достоинством Людовика Шестнадцатого, взошедшего на гильотину.
— Ну, я. Майор Сивере.
— У меня глаз наметан, — старикашка удовлетворенно хихикнул. — А по батюшке вас как?
— Антон Александрович.
— А я — Пупышев Иван Трофимович.
Сам в прошлом имел отношение.., к органам. Вышел в отставку в чине капитана.
— У вас ко мне дело, Иван Трофимович? — Перспектива выслушивать бредни отставника вовсе не грела Бычье Сердце.
— Имею сообщить следствию. Важную информацию, — раздельно произнес Пупышев.
— Сообщайте.
— Только для начала один, вопросик.
Если вы уж здесь… Что с хозяином? Порешили?
Проницательность старого шелудивого пса была достойна куска сахара, но с сахаром Бычье Сердце решил повременить.
— А вы знакомы с ним?
— Лично знаком не был, он тут недавно появился, года два назад. А я в этом доме, почитай, с пятьдесят третьего года. В двадцать четвертой квартире проживаю, этажом ниже. А здесь коммуналка была, пять семей, он их и расселил…
— Ближе к делу, Иван Трофимович.
— А ты не торопи меня, сынок. Что нужно сказать, я скажу. В свое время. Стало быть, порешили хозяина? Если бы не порешили, он бы сейчас здесь присутствовал, правильно я понимаю? Все-таки обыск с понятыми — дело серьезное. Сам в органах работал.
— Ну, допустим, — сломался Бычье Сердце. — И что?
— Он здесь с конца недели носа не кажет, а так я его часто видел. И машина у него всегда под цирком стоит. Большая такая, черная. — Пупышев раздул щеки, усеянные склеротическими прожилками. — А0280А. Правильно?
— Правильно. — Бычье Сердце был не сколько удивлен цепкой памятью старика. — Вы наблюдательный человек.
— В маразм еще не впал, хотя некоторые намекают. И в богадельню меня впихнуть не удастся, хотя некоторые очень стараются. Они стараются, а я им — вот! — Пупышев потряс перед носом Бычьего Сердца высохшим маломощным кукишем.
Бычье Сердце отвел кукиш от лица и попытался вернуть старикашку к магистральной теме.
— Значит, хозяина квартиры вы не видели с прошлой недели?
— Ни хозяина, ни машины, — подтвердил старик. — Зато в понедельник, утречком, из его квартиры выходили.
Это был неожиданный поворот, и Бычье Сердце мысленно благословил милицейского архангела, принесшего такую благую весть.
— Кто выходил?
— В пять двадцать я вывожу свою собаку. — Пупышев не торопился выкладывать карты на стол. — Каждый день — в пять двадцать, как бы некоторые по этому поводу ни изгалялись. Собака моя им, видите ли, спать мешает, когтями по коридору цокает.
А я ему когти лично постригаю! Лично!..
— Иван Трофимович!
— Лифт у нас останавливается на площадке между этажами, как вы заметили. Но я не спускаюсь вниз, я наверх поднимаюсь, совершаю моцион. Опять же для сердца полезно. Ровно одиннадцать ступенек, можете сами посчитать. Я и в то утро поднялся. На площадку между нашим этажом и вот этим. Вызвал лифт, стою, жду. И что бы выдумали… — Старик надолго замолк.
— Что? — выдохнул Бычье Сердце.
— Может, поговорите с соседями? Они смерти моей хотят, пакости подстраивают…
Третьего дня дымовую шашку под дверь бросили. Почтовый ящик подожгли, пакет перловки украли… Я уж и к участковому обращался, а у него одно: такие дела не рассматриваем, решайте сами, по-соседски…
Поговорите?
— Поговорю. Так что с лифтом?
