Отперев шкатулку, я рывком поднимаю крышку и… ничего ужасного там не нахожу. Балеринка по- прежнему слепа, в самом большом отделении по-прежнему лежит груда перепутанных шнурков, все шесть зеркал на месте, и лишь в отделениях помельче кое-что прибавилось.
Драгоценности.
Ну не совсем драгоценности, не безумные многокаратные бриллианты, всего лишь — ювелирная мелочь. Пара простеньких серебряных сережек-листиков, пара сережек с искусственным черным жемчугом, самодельное серебряное колечко с впаянной в него мелкой старинной монеткой. Два золотых кольца подороже (с камнем, похожим на рубин, и с камнем, похожим на топаз). Тонкий золотой браслет, серебряный браслет потолще (с застежкой в виде дракона), браслет из бисера; еще одно кольцо — на этот раз медное, с невнятной вязью по ободу (то ли японские иероглифы, то ли санскрит). Серебряная цепочка с крошечным католическим распятием; кожаный шнурок с кулоном в виде кувшина с льющейся водой (зодиакальное созвездие Водолей?). Кожаный браслет с серебряной вставкой, на вставке — надпись:
Откуда взялось все это?
Носила ли эти украшения одна женщина или женщин было несколько? — уж слишком несочетаемы украшения из шкатулки.
Спустя минуту я обнаруживаю себя раскладывающей вещицы прямо на кровати: занятие на редкость увлекательное, похожее на собирание паззла для пятилетних несмышленышей, — деталей немного и все они просты, и все удачно компонуются. Золото к золоту, серебро к серебру.
Сережки-листики, цепочка с распятием, колечко с монетой, драконовый браслет — в одну кучку.
Золотые кольца, золотой браслет — в другую.
Медное санскритовое недоразумение, браслетик из бисера и Водолея — в третью.
Осталось пристроить лишь сережки с искусственным жемчугом и
После недолгих размышлений я перекладываю сережки к золоту (на благородном металле, обволакивающем жемчужины, стоит соответствующая проба). Остается один кожаный симпатяга, который может вписаться в любой ансамбль, в любой гарнитур, в любой антураж. С одинаковым успехом он мог бы принадлежать девушке из серебра, женщине из золота или бисерной простушке (вот ты и примитивно классифицировала их, Ти, поздравляю!). Он может вписаться куда угодно и везде будет лишним.
Лишним.
Он — лишний. Так решаю про себя я, лживая шизофреничка. Это решение — на поверхности, а внутри — жажда обладания оригинальной штуковиной, еще более жгучая, чем жажда обладания медальоном с драгоценными камнями. Поколебавшись несколько мгновений и даже воровато оглянувшись на дверь, я делаю то, что никогда бы не сделала Ти-настоящая (кристально-честный даун). Но что наверняка провернула бы ВПЗР: одеваю браслет на запястье. Он сидит как влитой и радует глаз. Еще одно открытие сегодняшнего пустого дня: я не потеряла способности радоваться мелочам, несмотря на ощущение тотальной безысходности.
Ну все, можно прятать цацки обратно и запирать шкатулку, тем более что можжевеловый запах там не живет, меня просто подвело обоняние. Но, пока я аккуратно раскладываю по отделениям рассортированную ювелирку, в голове неожиданно начинает звучать мотивчик. Не тот, под который пляшет слепая балеринка, совсем другой: я даже не знаю его толком и не могу воспроизвести, как бы ни хотела. Вот именно: я хочу повторить его!.. Мотивчик буравит мозг (или это черви буравят мозг?), мне обязательно нужно выпустить его наружу, чтобы избавиться от странного зуда в висках и надбровных дугах.
Это не гитарная баллада в стиле Трэйси Чапмен (кто такая эта Трэйси Чапмен, есть ли о ней статья в Википедии, есть ли упоминание в романах ВПЗР, и откуда я знаю про ее гитарные баллады?).
Это не ретро-поп в исполнении Дасти Спрингфилд (кто такая эта Дасти, есть ли статья, есть ли упоминание, откуда я знаю про?..).
Это не этно-рок в исполнении Чамбао… слава богу, хоть что-то знакомое, отзвуки мелодийки никак не могут вырваться из запертого черепа, от висков они сползают к глазницам, уходят ниже, в носоглотку, и наконец выплевываются изо рта, как косточка. Очень большая, очень неудобная. Не вишневая — персиковая.
Это — не мелодийка. Не мотивчик. Я ошиблась.
Просто слова, которые при желании можно положить и на музыку. Только никто не станет этого делать.
Мария. Гизела. Пьедад.
Мария
Надпись на ленточке marinerito, разнокалиберные вагоны одного состава, накрепко сцепленные друг с другом; самый длинный из червей, пожирающих мозг. До сих пор они представали передо мной в симбиозе, одно неотделимо от другого, другое — от третьего, ни единого просвета, ни единого пролома. Теперь — каждый по отдельности и каждый сам за себя.
Каждая.
Мария
Я повторяю имена на разные лады, и чем больше повторяю, тем больше становятся паузы, тем больше — расстояние между ними. Всеми тремя, Пьедад я отдала бы серебро, Марии — золото, а Гизеле (Гизелите, Лите) достался бы браслет из бисера.
Раньше мне нравилась Пьедад, о ней я знала чуть больше, чем об остальных; вернее, мне хотелось думать, что я знаю больше. Гизела нисколько не задевает меня, зато Мария…
MARIA.
Деревянный прилавок, украшенный ее именем. Святая в нише,
Я что-то упустила.
Нужно было присмотреться к нему повнимательнее с самого начала, вот только где теперь его искать?
На себе.
Медальон висит у меня на шее. Там же, где раньше висел ключ от музыкальной шкатулки. Глупо спрашивать у самой себя, почему я не заметила его раньше. Не заметила, потому что его не было. Мне нужно было всего лишь нагнуться к шкатулке, чтобы медальон, оттолкнувшись от кожи, закачался на весу. Расстегнуть трясущимися пальцами застежку на цепочке — секундное дело. Нажать на рубин в центре — секундное дело.
Обе фотографии никуда не делись, MANOLO — справа, MARIA — слева и свернутый в колечко локон между ними. Сколько ни пялься — расстановка сил не изменится.
А если вынуть локон?
Поддавшись неясному порыву, я осторожно подхватываю маленький пучок волос и кладу его себе на ладонь. И подношу ладонь к лицу.
Ну и вонища!..
Даже можжевельник отступает, трусливо бежит, не в состоянии перешибить вонь, идущую от центра моей ладони. Как будто на ней лежит маленький мертвец; и это на самом деле мертвец — сдохшее насекомое, водяная блоха.
В океанариуме тоже воняло рыбьим кормом, и пол в аквариумах был усеян миллионами сухих дафний, но запах не был таким концентрированным. Блоха, лежащая у меня на ладони, заметно больше своих сородичей, она опутана бурыми волокнами тины; не отрывая взгляда от ладони, я тупо жду, когда
