— Нет, так изгородь будет крепче!
Уже не раз сверху до них доносилось:
— Мужики! Идите-ка завтракать!
Это бабушка их зовёт. Игорь хотел идти, но дедушка сказал:
— Пойдём, когда приведём в порядок колодец.
Игорь смотрел, как под лопатой деда понемногу собирается вода, всё быстрее, быстрее. Сначала мутная, она понемногу светлела, ручейком сбегая на луг… Наконец дедушка закончил работу, осторожно вытащил из земли колышки, вставил плетень в колодец. Через несколько минут вода стала чистой- пречистой. Дно просвечивало, как сквозь стекло.
Дедушка вымыл в ручейке кружку, наполнил до краёв родниковой водой, подал Игорю.
— Пробуй!
Игорь пил вкусную, холодную воду и радовался, что колодец снова ожил. Дедушка и себе набрал воды, выпил, снова наполнил кружку и улыбнулся:
— А теперь — завтракать!
Когда пришли во двор, бабушка хотела их отругать, но, увидев кружку, прижала руки к груди.
— О, ой! Неужели наша кружка? Где взяли?
Дедушка молча подал бабушке кружку, наполненную водой. Как только сумел он её донести? Бабушка сделала глоток, другой…
— Колодец откопали? — В глазах у неё заблестели слёзы. — Какие же вы молодцы!
— Внука благодари — его инициатива. А где наш завтрак? Думаю, мы его заслужили!
…Быстро проходят летние дни. Родниковая вода, словно в благодарность за то, что её освободили из-под земли, текла всё сильнее и сильнее, и хотя лето выдалось жарким, трава на леваде буйно зеленела, пока дедушка не скосил её на сено. А потом снова выросла, не то что на соседней леваде.
Игорёк часто бегал в купальню к друзьям.
— Раскопали свои роднички? — спрашивал у них.
— А как же! Только почему в реке вода не прибавляется? — удивлялись они.
Однажды встретили они возле речки Ивана Михайловича с Петей Трофимчуком. Те что-то измеряли и записывали. Ребята подошли к ним, спросили:
— Почему в Конотопе вода не прибавляется?
— Как не прибавляется! — удивился Иван Михайлович. — А ну, Петя, доставай свой кондуит.
Петя медленно раскрыл планшетку, достал толстую тетрадь с привязанным к ней карандашом.
— Прошлым летом — а оно, как вы помните, было дождливым — уровень воды в этом месте достигал одного метра десяти сантиметров. А сейчас, несмотря на жару, здесь глубина метр пятнадцать сантиметров. А вы говорите, воды не прибавляется!
— Тоже мне — радость! — фыркнула одна из девочек. — Подумаешь, пять сантиметров!
— Не скажи! — произнёс Иван Михайлович. — Осушить речку легко, а вот «вылечить» трудно: десятки лет понадобятся на это. Так что, друзья, наберитесь терпения! А теперь пошли в школу — там мы с Петей новую карту родничков составили, красные кружочки будем на синие переделывать. Наверное, есть среди вас такие, которые привели в порядок роднички?
Дети гурьбой побежали в школу.
ВЕПРИК[4]
Вечером по колхозному радио передали, что завтра на свиноферме будут давать поросят на откорм.
Мы как раз ужинали. Папа с мамой, услышав это сообщение, лишь переглянулись. Я знаю почему: о поросятах мама ещё вчера сказала папе, потому что работает на свиноферме. Посокрушалась, что некому у нас днём поросёнка кормить. Дети ещё маленькие, а они с папой не всегда могут днём домой заскочить. И в самом деле, мама целыми днями на ферме, а папа — во время жатвы механизатор — даже и ночует на полевом стане…
Я толкнул под столом ногу сестры Маринки. Мы близнецы, учимся в одном классе и везде, где только можно, бываем вместе. Маринка удивлённо глянула на меня. Даже ложку отложила. А я ей на радио киваю. Там как раз повторяют объявление: «Кто хочет взять на ферме поросёнка…»
— Если бы кроликов, — разочарованно сказала Маринка. — Нам пионерский наказ дали: каждому за лето вырастить не меньше пяти кроликов!
— Давно пора кроликов завести, — поддержал разговор папа. — Два школьника в доме! Мы с Николаем (это папин брат, наш дядя, бригадиром в колхозе работает) по полсотни за лето выкармливали. Все овраги, бывало, облазим, чтобы кроликов накормить. Может, потому и сорняков было меньше. А сейчас: пустырь, где стоит хата бабы Матрёны, зарос белой лебедой, хоть борщ из неё вари, никто и не глянет в ту сторону.
Я снова толкнул под столом Маринку. Забыла, что ли? Девичья память! Вчера перед сном говорили, чтобы о поросёнке вела разговор, а не о кроликах. Вот удивим одноклассников, когда выкормим к зиме кабанчика! Ем глазами сестру. И тут, видимо, она вспомнила о нашем уговоре. Даже руками всплеснула.
— Что там кролики! — говорит. — Вы нам с Петей поросёнка возьмите, а то и двух (загнула: мы о двух не договаривались), вот тогда и увидите, какие у вас трудолюбивые дети!
— Мы, папа, и кроликов согласны кормить. Только возьмите нам поросёнка! — вмешался я в разговор.
— Вот это да! — удивилась мама. — А вы знаете, сколько с ним хлопот?
— Разве мы на ферме не тебе помогаем за ними ухаживать! — обиделась Маринка.
— Там техника, ветеринарный присмотр, — не уступала мама. — А здесь кто его будет кормить — мы с папой целый день на работе!..
— Мы, — я даже из-за стола встал. — Не маленькие, уже в пятый класс перешли.
— Ещё только в пятый! — всплеснула руками мама.
А папа улыбнулся и говорит:
— Что, Галя, поверим детям, дадим им свободу? Пусть учатся хозяйничать.
…Поросят раздавали, конечно, не самых лучших. К тому же мы опоздали (ждали, пока мама управится на работе). На выгоне[5] возле фермы их оставалось за загородкой всего трое: двое, хотя и худенькие, но длинные и задиристые, все толкали друг друга. А третий, видно, совсем слабенький. Забился в уголок под лист лопуха — только глаза поблёскивают. Шустрым поросятам надоело, видно, драться — принялись рыть розовыми рыльцами землю и траву есть. Добрались и до лопуха, под которым прятался третий поросёнок. Он им мешал, и один из драчливых толкнул его в бок — мол, «марш отсюда». Но не тут-то было. Самый «слабенький» поросёнок так саданул напавшего, что тот лишь завизжал. А сам снова под лопух спрятался.
— Может, он дикий? — засмеялся дядя Мирон, который раздавал поросят. — Тащи, Галя, его из-под лопуха, вдруг вепря выкормишь.
— Нам только вепря не хватает! — сердито сказала мама. — Вижу, не из чего уже выбирать…
— Мама, возьми веприка! — Воображение рисовало мне, как из этого жалкого поросёнка вырастет
