Перед глазами мелькнуло крохотное личико сестрички, всегда такое разное: плачущее, забавно гукающее, сонное и улыбающееся. Она лежала крошечным свертком на руках Хайди в первый день приезда и всего несколько секунд назад проводила меня из комнаты осмысленным взглядом. Маленький человечек — кем она станет или может стать — не так уж важно. Главное, у нее впереди вся жизнь, и, надеюсь, Изби никогда не понадобятся вторые шансы, потому что, в отличие от нас, все получится с первого раза.
— От Изби? — не понял папа. — Ты говоришь о ребенке?
— Я называю сестренку Изби, — пояснила я. — По-моему, так лучше.
После секундного замешательства папа выпалил на одном дыхании:
— Оден, я люблю Фисбу и ради нее, как и ради тебя, сделаю все на свете. Тебе ли не знать?!
Те же самые слова, только чуть раньше, прозвучали из уст мамы, и я поверила ей. А вот папиным клятвам что-то не слишком верится. Наверное, потому, что мама пришла ко мне сама. Она проделала долгий путь, который дался нелегко. Наверное, пришлось вернуться в прошлое и задуматься над совершенными ошибками, и все только с единственной целью — встретиться на перекрестке, где наши пути когда-то разошлись. А папа не желал сдвинуться с места и привык ждать, когда прибегут к нему, да еще попросят прощения за его же грехи.
— Докажи, что не лукавишь, — попросила я.
Он опять замолчал, потом уточнил:
— И каким образом?
Иногда желания исполняются с первого раза, порой нужна вторая попытка, а вот на третий раз, говорят, происходят чудеса. Мне не узнать этого самой, пока опять не сяду на велосипед, если, конечно, не хочу навсегда потерять любимого человека.
Сняв с вешалки черное платье с бусинками, я разложила его на кровати, а отцу посоветовала:
— Догадайся сам, а мне еще надо кое-куда еще успеть.
Нет, я честно решила, что поеду на машине. Даже ключи захватила. Но когда, шурша платьем, выбежала из дома и у самого крыльца заметила скромно притулившийся новый велосипед… через секунду уже садилась на черное сиденье. Поставив ноги на педали, я попыталась вспомнить все, чему в течение последних недель меня учила Мэгги, и осторожно тронулась с места, пока не передумала.
Как ни странно, пока я ехала по дорожке на шатком, но пока — к счастью — не падающем велосипеде, все мысли вертелись вокруг мамы.
Повесив трубку после разговора с отцом, я надела платье, быстро подобрала к нему босоножки и схватила сумку. Оставалось уложить Изби в коляску — и в путь! Не тут-то было! Стоило пристегнуть ее страховочными ремнями к люльке, как малышка сначала недовольно захныкала, а потом и вовсе издала оглушительный рев.
— Ох, нет, — сокрушалась я, поглядывая на покрасневшее личико — самый верный признак того, что плач продлится не пять минут. — Это плохо.
— Ей не нравится в коляске? — спросила мама из-за спины.
— Обычно нравится. Не знаю, чего она вдруг завелась. — Я склонилась, поправляя ремни, но Изби заревела еще громче, яростно суча в воздухе маленькими ножками. — Лучше останусь. А то она не скоро успокоится.
— Чушь! — Мама жестом отстранила меня от коляски, расстегнула ремешки и взяла Изби на руки. — Я присмотрю за ней, а ты иди и веселись.
Помимо воли на лице отразилось недоверие, смешанное с удивлением, и мамане преминула обиженно заметить:
— Оден, я вырастила двоих детей, и меня можно смело оставить на пару часов с младенцем.
— Конечно, — быстро согласилась я. — Просто… страшновато бросать ее в таком состоянии.
— В каком состоянии? — удивилась мама, крепче прижимая малышку к груди и легонько похлопывая по спине. Странно, когда Изби спокойно лежала на руках, маме было не по себе, а теперь, слушая оглушительный рев, она выглядела вполне уверенно. — Просто ребенок таким образом общается с нами. Ведь говорить она пока не умеет.
— Действительно хочешь остаться? — спросила я, перекрикивая громкий плач.
— О чем разговор? А ты езжай по своим делам. — Мама прижала малышку к плечу, продолжая легко похлопывать по спинке и приговаривать: — Вот так, вот так. Расскажи, расскажи мне все-все.
Мама размеренно шагала по кухне, укачивая Изби. Шажок-хлопок, шажок-хлопок. Из-за ее плеча выглядывала недовольная сестричка: глаза заплаканы, рот от крика перекошен. Но постепенно она стала успокаиваться, и плач становился все тише и тише, пока не прекратился совсем, и стали слышны лишь звуки маминых шагов и шепот:
— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, все будет хорошо.
Меня поразил тихий, обволакивающий сознание голос, произносящий такие знакомые слова! Так это был не сон и память воспроизводила в голове мамин голос!
«Все будет хорошо!» — повторяла я вполголоса, с глухим стуком съезжая с тротуара на улицу. Хорошо, что на дороге отсутствуют машины, и очень жаль, что рядом нет Мэгги, которая всегда бежала следом, в трудную минуту поддерживая велосипед сзади, и отпускала в нужный момент, когда я чувствовала себя достаточно уверенно.
Я осторожно крутила педали в свете уличных фонарей, вслушиваясь в бодрое поскрипывание колес. За поворотом передо мной вытянулась длинная дорога до самого пляжа с одиноким огоньком впереди.
Сосредоточившись на зеленом огоньке светофора, я начала крутить педали чуть быстрее, потом еще быстрее, пока в ушах не засвистел ветер. Никогда еще не отваживалась ехать на такой скорости. В самый раз испугаться, но страх бесследно исчез! По другую сторону от огонька темнел бескрайний океан. Ох, как же, наверное, здорово выехать на мягкий песок, промчаться на велосипеде по дюнам и влететь на полной скорости в бушующую стихию. В тот момент казалось, что остановить меня по силам лишь океану. Картина, созданная бурным воображением, унесла в мир грез, и я не сразу заметила два вполне реальных препятствия, возникших на пути: старенький грузовичок «тойота», который и оказался путеводным огоньком, и находящийся прямо за ним бордюр.
Нет, давайте по очереди. Сначала, конечно, в глаза бросился грузовичок, причем появился он здесь совсем неожиданно. «Наверное, это Илай», — успела мелькнуть мысль, но тут внимание отвлек приближающийся с неумолимой скоростью бордюр.
Проносясь мимо Илая, я оказалась перед трудным выбором: свернуть и затормозить, в надежде отделаться легкими ушибами — и к черту самолюбие! — или, не замедляя ход, перепрыгнуть бордюр. Будь в грузовике незнакомец, притормозила бы, и дело с концом. Но там сидит Илай, и нужно принять решение за считаные секунды, что отделяют меня от триумфа или позорного конфуза — как повезет. Удары сердца гулко отдаются в ушах, дышать становится все труднее, и я отчетливо понимаю, что другого случая для объяснения с Илаем больше не представится. Эх, будь что будет! Прыгаю!!!
Вряд ли мой первый прыжок похож на виртуозные пируэты Мэгги в тот памятный вечер в велопарке или сногсшибательные трюки из видеороликов, которые я просмотрела за последние недели миллион раз. Это не важно! Сейчас имеет значение только ни с чем не сравнимое ощущение полета, когда колеса отрываются от дорожки и парят в воздухе. Похоже на удивительный сон! Или скорее, на пробуждение от затянувшейся спячки!
Пережив пару секунд непередаваемого восторга, я наконец оказалась на твердой земле. С громким стуком велосипед ударился о дорожку и… поехал дальше. Руки — от кончиков пальцев до самых плеч — задрожали! Ох, надо выровнять руль, пока колеса не занесло. Главное, не паниковать и не зажмуривать глаза, потому что за этим обычно следует встреча с мусорным контейнером или ближайшими кустами. Держаться, несмотря ни на что, и не закрывать глаза! Ну вот, отлично, выровняла велосипед и еду дальше!
Я плавно надавила на тормоз, чувствуя, как дрожат руки и выскакивает из груди сердце. Надо же, разогналась, перепрыгнула бордюр и удачно приземлилась без травм! Неужели я все сделала сама?! А где Илай? Я развернулась на велосипеде, дрожа всем телом, и наконец увидела Илая, который уже притормозил у обочины, выбрался из грузовика и в немом изумлении уставился на меня.
— Черт побери! — наконец обрел он дар речи. — Вот это да!
