— Двое. С автоматами.
— Побудь здесь две минуты. Мы их арестуем — или ликвидируем. Как пойдет. Они убийцы.
Приехавшие ступили в коридор.
Зажженный фонарик был помещен на подоконник — яркий луч проник до самой глубины, высветив двух бандитов, бросившихся на пол.
— Не стреляйте! — приказал вновь прибывший. — Вы окружены!.. Сдавайтесь!.. Он стоял за лучом, у стены, невидимый бандитам.
Оттуда ударили длинные очереди. Пули зарикошетили от стен, от потолка. Зазвенели разбитые стекла.
— Шарахни в них разок, — сказал он напарнику. — Осторожно — Грома не зацепи сзади…
Три очереди саданули с этой стороны.
Бандиты поливали пулями бесперерывно, пока не иссякли патроны в магазинах.
Для грамотного киллера требуется не больше четырех секунд, чтобы перезарядить автомат.
Со скоростью эквилибриста и фокусника за одну секунду к ним подскочил со спины тот, кого назвали Громом:
— Бросить оружие!.. Руки на затылок!.. Лежать!..
Но, видно, безысходное было у тех положение, потому что оба перекатились животом кверху, рванув кверху дула своих автоматов.
Грому ничего не оставалось, как провести линию слева направо внизу перед собой — будто написать строчку в письме любимому другу или в убыстренном темпе воткнуть рассаду на огородной грядке.
Бандиты раскинули руки. Стукнули автоматы об пол. Все было кончено.
— Гром — всё?.. — спросил старший.
— Всё.
— Пойди приведи врача того. Где он там? — Когда напарник его появился с Николаем, он попросил: — Темноту устроил — молодец; пусть пока так. Открой, я хочу Вове сказать…
Состояние Николая смахивало на переохлаждение и озноб — его била дрожь.
— Я хочу… отдать… только настоящей… милиции…
— Да успокойся ты. Все закончено. Больше стрельбы не будет… Мы друзья Вове — не бойся. Открой.
Сказано было настолько уверенно и веско, что Николай повиновался.
Застучал ключ в замке. Раздался скрежет засова.
Дверь открывалась наружу.
Старший встал в проеме, не делая ни шага вовнутрь:
— Вова… Вова, не стреляй. Я от Димы. Все нормально… Твои содельники отдышали. Слышишь?.. Можно войти?
— Входи.
— Ты в норме?
— Что ты… Сколько было стрельбы…
— Четыре трупа. С минуты на минуту будут менты. Пушку я у тебя забираю: тебе не нужно. Дима сделал — утром заберут на полное решеточное содержание. Понял? Тюрьма наша, под контролем; никаких больше неожиданностей. Курортное обслуживание в тюремной больнице.
— Привет Диме.
— Мы отваливаем. Да, сдается мне, врач — парень что надо. Поставь за него свечку. И научи молчать. Нас он не вызывал. Не видел.
Они не сказали — до свиданья, спасибо. И прочие цивильные нежности неуместны, когда речь в прямом смысле о жизни и смерти. О стойкости под наведенным дулом боевого оружия.
— Увидимся. Привет Диме, — повторил Володя.
Трое прошли к дальней лестнице.
Услышали шум поднимающегося лифта. Здание наполнялось звуками громких голосов, топотом ног — уверенные прибыли посетители.
Трое остановились на площадке. Прислушались.
По лестнице никто не поднимался.
Осторожно пошли вниз, Гром первый, двое — отстав на пролет.
Благополучно достигли площадки между вторым и первым этажами. Быстро отворили окно и один за другим бесшумно выпрыгнули на задний двор.
Пошли не к проспекту, а вдоль внутреннего забора к дальней территории. Здесь под фундаментом корпуса лежала металлическая лесенка.
Приставили ее к забору и легко перемахнули в соседний двор, оказавшись на задворках, позади многоэтажного здания морга.
Не спеша миновали двор, вышли через калитку на проспект Мира и сели в поджидавший их темносерый «бмв» цвета мокрого асфальта.
В то время как Борис Лагутин порывался уехать от Валерия в редакцию — два человека вошли на чердаки двух соседних домов, расположенных углом как раз напротив фасада редакционного здания, и засели перед узенькими открытыми окнами. Отсюда они имели хороший обзор ступенек главного входа с двух направлений.
Оба, независимо один от другого, закурили, достали из внутренностей своих курток некие предметы, превратившиеся после непродолжительной сборки в винтовки с выдвижным прикладом и оптическим прицелом.
Ясно, что чердачные терпеливые наблюдатели, внимательно осматривающие все подходы к зданию, были люди распространенной у нас профессии — киллеры, или, проще говоря, убийцы.
Они знали, кого надо ждать, в какое приблизительно время встречать, — устроились скромно, однако не без удобств, что должно было поспособствовать им в выполнении решающей части их работы, требующей хорошего глазомера, твердой руки и точности. Работы нелегкой, изматывающей, рассчитанной на человека крепких нервов, уравновешенного, усидчивого, даже пожалуй умиротворенного.
Казалось, все было готово.
Главный герой задерживался. Что, конечно же, с его стороны было невежливо. Начальство наших килеров четко вычислило паузу — когда покинул рабочее место, во сколько часов и минут возвратится: ведь он назначил время посетителю, и тот дожидался его. А он почему-то не спешил. И все с нетерпением глядели на часы, и посетитель и чердачные сидельцы.
И вдруг за какие-нибудь несколько минут до появления на сцене героя — прискакали нарочные с неожиданной вестью: задание отменяется, чердачных наблюдателей просят покинуть свой пост.
Приказ есть приказ — они разобрали оружие на составные предметы, спрятали под куртками и удалились.
После чего бесформенный ком тряпья, валяющийся в дальнем замызганном отсеке чердака, зашевелился, раздался — и из него высунулась тоже замызганная, плотной коркой грязи заросшая физиономия старого сморщенного бомжа, впоследствии оказавшегося тринадцатилетним вокзальным носильщиком Витей.
Витя подошел к окошку, пошарил в грязи под ногами и, нащупав свежий окурок, сунул в рот, не подумав стряхнуть с него мусор. Вынул из кармана прозрачную зажигалку, закурил с наслаждением. Потом глянул на площадь внизу. Прищурился налево-направо и, что-то для себя поняв, хмыкнул удовлетворенно.
— Миллион — меньше не соглашусь, — произнес он, поворачивая к чердачному люку.
Борис Лагутин, войдя на проходную, увидел странную фигуру подростка, одетого в лохмотья, и
