в более истинное и соответствующее свое природе.
Входят Петрушка с табуреткой и доской и Пашков.
Пашков. Ну — как жизнь?
Ольга. Здравствуйте. Мы живем, Семен Гаврилович.
Пашков. Ну а как же! Так и должно быть! Святое дело…
Пашков вынимает из карманов бутылку вина, сверток с закусками — и устраивает их на стол.
Бабушка. Погано тут! Разве мы так жили? У нас ведь квартира из трех комнат была, и ванна при ней…
Стук в дверь — входит Софья Ивановна. Она приносит горшок с цветком.
Софья Ивановна. Разобрались, что ль!.. Веник-то есть у вас, а то я принесу… А детей-то где же спать укладывать будете? Может, одного я к себе возьму, у нас место есть…
Степан. Не надо, без вас обойдемся…
Софья Ивановна подает цветок Ольге.
Ольга (Берет свою плошку с цветком). Спасибо. У нас есть цветы.
Софья Ивановна (щупая цветок Ольги). А он усохший — какой это цветок, выкинь его!
Ольга. Нет, нельзя. Он у нас оживет. Мы его водой польем и теплом отогреем.
Степан. Мама, дай я на него дыхну.
Ольга (подавая цветок Степану). Подыши!
Степан берет цветок и дышит на него.
Петрушка. И я хочу подышать!
Настя. И я!
Петрушка и Настя ухватывают руками плошку, которую держит Степан, склоняются над цветком, приникают к нему и дышат на него.
Настя. Мама, а когда у нас папа будет? Его все нет и нет…
Бабушка. Нету его, Настенька, нету моего сыночка, и-их нету!
Ольга. дыши, дочка, дыши на цветок: когда он отогреется и зацветет тогда и отец вернется…
Дети усиленно дуют, дышат на цветок, а Настя потягивает кверху его стебелек: пусть он растет скорее.
Пашков ставит к столу табуретку, принесенную Петрушкой, и второй табурет, что был в комнате, а затем кладет Петрушкину доску на два табурета.
Пашков. Хорошо жить в семействе… Можно я печку затоплю?
Бабушка. Чего же — затапливай! Вот дров-то нету у нас…
Пашков. дрова доставим… дрова будут сейчас — я принесу.
Пашков живо уходит.
Настя. Мама, чей он папа?
Ольга. Ничей, дочка. Он один живет.
Настя. Он плачет?
Ольга. Плачет.
Бабушка (к Софье Ивановне). Овощ-то здесь растет у вас?
Софья Ивановна. А то как же!
Бабушка. да то-то… А шафрану нету?
Софья Ивановна. Шафрану нету, не слыхала…
Бабушка. В шафране самая польза организму, в нем самый витамин и на вкус он хорош.
Степан. Витамин-витамин! Все тебе витамин… А чем жевать будешь — новую челюсть дома забыли.
Бабушка. Я старой буду жевать, не твоя забота.
Степан. Старую-то давно об еду истерла.
Ольга составляет со стола на подоконник бутылку и сверток Пашкова, переворачивает скатерть, отряхивает и стелет ее вновь, ставит на стол посуду и прочее.
Ольга. Садитесь, кушать будем.
Входит Пашков с охапкой дров.
Ольга. Семен Гаврилович, пожалуйста.
Пашков. Благодарю вас, Ольга Васильевна, я уже кушал. Разрешите, я буду только присутствовать, а кушать я не могу.
Ольга. Но почему же?.. Ну как вам угодно.
Вся семья садится за столом, и среди семьи так же гостья Софья Ивановна; все кушают в чинном порядке. Ольга сидит рядом с маленькой Настей. Один Пашков стоит отдельно от всех, прислонившись спиною к стене и молча наблюдает чужую семью; на лице Пашкова выражение кроткой радости и затаенной грусти.
Настя оглядывается на Пашкова, берет что-то со стола, сходит со скамьи, подходит к Пашкову, и протягивает ему пирожок.
Пашков, низко склонившись к Насте, берет от нее пирожок и, взяв ее ручку, хочет поцеловать руку ребенка, но Настя тащит Пашкова за собой к столу,
Пашков движется за Настей к столу,
Настя указывает Пашкову свое место за столом, хлопая по скамье ладонью свободной ручки;
Пашков стоит в смущении, Настя забирается к матери на колени, и тогда Пашков несмело садится на место Насти, стараясь не побеспокоить Ольгу.
Обмоточный цех ремонтных мастерских электростанции. Ряд маленьких станков, похожих на токарные. за этими станками сидят, склонившись, женщины-обмотчицы, всего человек пять-шесть. И среди них Софья Ивановна и Ольга. Медленно вращаются катушки и соленоиды в станках, работницы руками направляют провод, который сматывается с больших деревянных цилиндров, сделанных из планок, и наматывается на катушки; работа эта точная, тщательная и, поскольку она производится здесь полукустарно, требующая усилий от работниц, чтобы провод ложился в паз катушки плотно, ровно и столько витков, сколько требуется расчетом.
Ольга более близким планом. Руки ее стали черными, они в смоле от изоляции провода; одной рукой она туго правит провод в катушку, а другой усиленно жмет очередной виток в самой катушке, чтобы провод ложился плотно и прочно. Работает она с крайним напряжением, и на лице у нее выражение радости.
По соседству с Ольгой работает Софья Ивановна такую же работу.
Механический цех. У тисков работает напильником Степан. К нему подходит мастер-инструктор и смотрит на работу Степана.
Мастер. Нежней надо! Ишь как нажал — больше расчета обдираешь, запорешь ты деталь. Нежней надо, это ведь металл, а не говядина. Это говядину — чем больше откусишь, тем лучше. Как я тебе показывал?
Степан. Я буду легче… А когда нам валенки дадут?
Мастер. Когда всех красноармейцев обуют. У тебя где отец-то?
Степан. На войне.
Мастер. Ты в цеху, а он в снегу…
Комната в почтовой конторе. Контора так же, как и все жилища и мастерские, помещается в строениях барачного типа, недоделанных и лишь кое-как приспособленных для своих целей. В этой комнате разбирается поступающая почтовая корреспонденция. за большим столом сидит в очках и в теплой шали на голове бабушка — Марфа Никитишна и раскладывает письма. Некоторые открытки она читает.
Бабушка. Все одно и то же пишут: жив-здоров, жив-здоров… Раз письмо написал, значит, жив, об этом и писать нечего. Вот мой Алеша ничего не пишет, должно и в живых его нету… А от этих, от живых, каждый день писем не оберешься! Ишь пишут, ишь пишут, ишь пишут!
