не выдавая своего существования. Тех, кто обладал истинным знанием и влиянием, поддерживая эту систему. И тех, кто собирался уничтожить эту систему одним решительным и точным движением.
Чем занималась их компания в течение этих трех дней? В основном играла в волейбол. Они проводили целые дни в спортзале, перекидывая друг другу легкий упругий мяч. Наверное, это было естественной защитной реакцией. Они не говорили о том, что было в их жизни раньше и о том, что ждало их в будущем, но до самозабвения бегали, прыгали по площадке и отражали удары противников. Они разделились на две команды – в одной находились Салем, его сестрица и Краев, в другой – Крюгер, Диана и Таня. Вначале команда Салема проигрывала безбожно – из-за Краева, конечно. Он не играл в волейбол со студенческих лет, да и в юности не блистал мастерством в обращении с мячом. К тому же физическая его форма, несмотря на чудесное омоложение, не могла идти ни в какое сравнение с выносливостью и натренированностью остальных. И все-таки он прогрессировал. Когда в начале второго дня они выиграли в первый раз, Лиза с визгом бросилась ему на шею, а Салем бросил на него одобрительный взгляд. Некая ловкость, даже природная грация, никогда прежде не востребованная, проявлялась в Краеве, вырастала в нем и заставляла его удивляться самому себе. И, когда ночью он лежал и прижимал к себе Лизу, мирно посапывающую, утомленную любовными упражнениями, Краев спрашивал себя: что же с ним случилось? Он вслушивался в себя, заглядывал вглубь себя и находил там страх. Страх, что все хорошее может закончиться и он снова превратится в прежнего себя – в человека с больным телом и больной душой, пожилого и издерганного.
– Что со мной происходит? – спросил он Бессонова. – Почему я молодею, Люк? Ты знаешь это? Ты должен знать все.
– Не знаю, но догадываюсь. – Люк взмахнул спиннингом и ловко закинул в воду длинную лесу, увенчанную сияющей блесной.
– Что это? Объясни мне.
– Не буду. – Люк закрутил катушку, блесна начала свое движение, разрезая чистую темную воду острым треугольником волн.
– Может быть, это любовь?
– Может быть… Хотелось бы на это надеяться.
– Что со мной? – Краев оперся на спиннинг, которым так пока и не научился как следует пользоваться. – Почему ты не хочешь говорить со мной на эту тему? Неужели все настолько плохо?
– Ты счастлив сейчас? Ты доволен своим физическим состоянием?
– Да. Да.
– Тогда не задавай себе глупых вопросов. Цени свое здоровье. Быть безнадежно больным намного хуже. Можешь мне поверить.
– Что с тобой, Люк? Тебя трясет намного больше, чем раньше. Болезнь Паркинсона?
– Нет. Это побочное действие противораковых лекарств, мне приходится принимать их в огромных количествах. Я хочу дотянуть, увидеть результаты своей работы.
– Глаз?
– Да. Рак сетчатки.
– Когда это началось?
– Год назад. Я продержался уже год – не так уж и плохо. Глаз мне удалили, конечно. Но у меня полно метастазов. Те, кто меня лечит, не говорят мне об этом. Но я чувствую, что они есть, они пожирают меня изнутри – маленькие незаконные ублюдки, отпрыски злокачественной опухоли. Я хочу успеть, Николай…
– Все будет хорошо, Люк. – Краев положил руку Бессонову на плечо и сквозь ткань куртки ощутил, как тот исхудал. – Все хорошо…
– Куда уж лучше? – Бессонов подсек рыбу, клюнувшую на блесну. Катушка его с треском потянула леску из воды, и здоровенный окунь плюхнулся в садок. Бессонов положил спиннинг на траву, вытер пот со лба рукой. – Жарко сегодня…
– Слушай, Люк… – Краев воспользовался передышкой, спешил сменить неприятную тему. – Как тебе удалось этого добиться? Почему ты живешь здесь, в центре России, контролируемой насквозь, и тебя не могут найти? Почему твои люди работают в органах контроля и власти и их не могут вычислить?
– Потому что Россия контролируется далеко не насквозь. А мои люди? Я научил их, как избегать ловушек. В этом и состоит основное искусство быть нераспознанным.
– Кто твои люди? Чумники или бараны?
– Они притворяются баранами. На самом деле они вообще не вакцинированы. Они – обычные люди. И их довольно много. Вирус не живет в них, так же, как и во мне.
– Не представляю, как можно мимикрировать под 'правильных'. – Краев почесал затылок, начинающий обрастать колючей щетиной. – У них настолько своеобразное поведение…
– Это совсем не трудно. Для того, кто живет среди правильных все восемь лет, кто видел их эволюцию с самого начала, это очень просто. К тому же, 'правильные' все разные. Ты вбил себе в голову стереотип о том, что все они одинаковые. На самом деле разброс их поведения очень большой – от полной неспособности обидеть кого-либо до готовности вцепиться зубами в руку обидчика. Пример тому – Татьяна, которую ты притащил сюда. Не существует в чистом виде ни чумников, ни баранов. Есть огромное количество переходных степеней неагрессивности. И по поведению никак нельзя сориентироваться, является ли человек действительно неагрессивным или только притворяется таковым, чтобы его оставили в покое и не отправили в чумную зону. Для того, чтобы выявить, что человек представляет из себя на самом деле, существует объективная система тестов. Я знаю ее очень хорошо.
– Эти тесты разработал ты?
– Я. Во всяком случае, создал базис.
– Я так и думал. Когда ты сделал это?
– Когда ты уже сбежал в Германию. Тебя, любимчика Давилы, отпустили на свободу, а я остался
