Краев остановился, наклонился, поднял газету, сонно распластавшуюся около урны. 'Известия', – прочел он. Дата выпуска номера: 21 июня 2008 года. Первая страница: выборы, президент Путин завершает свой второй срок с достойными результатами и надеется, что его преемник сделает все, чтобы сохранить темпы экономического роста. Путин? Хм, а где же Волков? Вторая страница: совместные маневры войсковых подразделений России и США. Генерал Рэй Коллинз высоко оценил степень подготовленности российских десантных войск. Войск? У нас есть армия? Последняя страница, уголовная хроника. Столько-то убийств в столице, столько-то ограблений, столько-то краж со взломом. А как же неагрессия? Что стало с ней? Или она никогда не существовала в этой реальности?
Здесь не было чумы. И никто не знал, что она могла быть. Она не состоялась, потому что тот человек, что брел сейчас по улице, не совершил когда-то своего глупого поступка. Не позволил себе поверить в то, что мир можно изменить к лучшему, переделав его революционным путем. Разрушив его до основания, а затем…
Это было то самое будущее, которое хотел бы вспомнить Краев. То будущее, которое не существовало и не будет существовать.
Краев повернул голову и увидел трансформаторную будку. Выглядела она самым обычным трансформаторнобудочным образом, старательно притворялась тривиальным предметом пейзажа, расхлябанная проволока едва стягивала петли, а табличка заржавела настолько, что нельзя было разобрать, что на ней написано. Но Краев знал, какие слова находились под слоем ржавчины. 'Регулировка содеянного'. Он подошел к железному ящику и открыл его решительным движением.
Черный запыленный блок переключателей, три белых тумблера. С какого начать? С первого. Начинать лучше с начала.
Щелчок. Легкий свист потустороннего ветра. Мягкий диван, потрепанный конверт старой пластинки Фрэнка Заппы в руках. Плач, застрявший в горле. Спазм жалости к самому себе – милому, несчастному, не понимаемому никем.
– Вот он, – говорит Илья Жуков, с любовью проводя пальцами по потертым уголкам конверта. – Помнишь, как мечтали мы его послушать? Я выменял его на два 'Цеппелина' еще в девяносто первом году. Но ты тогда уже не слушал музыки, чувак. Тебя это уже не интересовало.
– Нет. – Краев медленно поднимает голову и физиономия его трансформируется, теряет признаки слабодушности, обрастает ребрами жесткости, составленными из упрямых морщин. – Нет, Давила. Я люблю Заппу. Но я не хочу оживлять мертвецов и делать мертвецами живых людей. Я не буду работать с тобой. Тебе не удастся купить меня…
Снова дуновение ветра – на этот раз более сильное, пронизывающее до костей. Краев снова стоит у трансформаторной будки. Достаточно? Может быть уже все, хватит? Содеянное отрегулировано? Но для чего же тогда еще два торчащих вверх тумблера – как два поднятых белых века бодрствующего монстра? Два века, которые нужно опустить, чтобы усыпить двуглазого циклопа.
Краев не успевает подумать. Он просто протягивает руку и щелкает вторым переключателем.
Таранный удар воздуха в бок – ураган расходится не шутку. Краев сидит за своим письменным столом. Перед ним – листы, отпечатанные на струйном принтере. Сверху, в каждом колонтитуле, маленькие буквы: 'Сверхдержава'. Краев сидит и правит роман, написанный Петром Волковым. Уже третий его роман. Последний роман – интеллектуальную атомную бомбу, которая взорвет Россию. Боже мой, как же так? Ведь он же отказал тогда Давиле? Неужели все-таки не смог, не сумел вырваться из цепкого захвата толстых пальцев Жукова? То, что он правит 'Сверхдержаву', означает, что Волков уже зарегистрирован как кандидат в президенты. Маятник времени тикает все быстрее, уже почти в пулеметном ритме, отщелкивая последние недели до непоправимого поворота в судьбе. До того дня, когда вместе с Волковым получит власть и Давила. Дорвется до власти, чтобы заразить всю страну вирусом.
Можно еще что-то сделать? Можно… Я испорчу эту книгу. Испорчу так, чтобы она не сработала, так, что этого не заметит никто из чертовой жуковской команды. Они не разбираются в этом. Это моя работа – составлять вербальные формулы: заклинания, зашифрованные в обычных предложениях, словах и сочетаниях звуков – тех, что неосознанно действуют на людей и заставляют их выполнять то, что им приказано. Никогда не любил нейролингвистическое программирование, но теперь придется им воспользоваться. Просто нет времени, чтобы придумать что-то свое, в корне новое. Ничего, и это пойдет – главное, чтобы не заметили подвоха те, кто будет читать исправленную книгу первыми – Давила и его компания. Добавим побольше слов с буквой 'и' – она создает впечатление неустойчивости, ненадежности. Назовем главного героя Игорь. Его бабу – Ириной. А партию, которую они создают – 'ИПИ'. Замечательно кретинская аббревиатура! Что это значит? К примеру, 'Институт Политической Интеллектуализации'. ИПИть твою мать! Главное, убедить Давилу, что это не просто так, что это тот самый слоган, который приведет нас к победе. Неплохо. Это мы проработаем… Так, что еще? Воспользуемся эриксонианским гипнозом – методом от противного. Персонажи книги, которые выдвигают главные ее идеи, подсознательно должны убеждать читателя в том, что именно тому, что они говорят, ни в коем случае нельзя верить. Это сложнее, но это можно сделать…
Краев принимается за работу. Черкает листы и переписывает их заново. Ветер налетает в открытое окно, сбрасывает бумагу на пол, закручивает пыль в маленькие бешеные смерчи. Вьюга, поднявшаяся за окном среди лета, воет как стая голодных волков…
Краев снова стоит у будки. Последний тумблер. Для чего он? Краев уже сделал все, что мог. Догадка ползет ледяными мурашками по спине, но он стряхивает ее движением лопаток – как насекомое, непрошено пробравшееся за шиворот. Пальцы сжимают последний тумблер и со щелчком опускают его вниз.
Ветра нет. Краев стоит на улице. Солнце светит ярко, заставляет его потеть в дурацком женском платье, напяленном для конспирации. Давила стоит напротив, облокотившись на дверцу черного служебного автомобиля.
– Что у вас там такое? – говорит Краев. – Что за технология, которая сделает всех людей послушными?
– Хочешь знать? – Давила усмехается. – Ты можешь узнать абсолютно все! Только для этого ты снова должен войти в нашу команду. В наш круг.
– Но войти в ваш круг можно только без права выхода? Раз и навсегда? Так ведь?
– Только так.
– Хорошо. Я согласен. – Краев медленно выдавливает из себя каждое слово – хочет показать, с каким трудом далось ему это решение. Я сделаю вам новое телевидение. Я сделаю все так, как не сделает никто во всем мире. Ты знаешь, на что я способен, Илья.
– Молодец, Коля! – Давила хлопает его по плечу, удовольствие растекается по его лицу жирной
