выигрыша. Или, может быть, ты любишь целоваться с мужиками?
– Терпеть не могу, – сказал Краев и отправился в душ.
Но на следующий день поиграть так и не удалось – Краев рыбачил с Бессоновым и вел с ним сложные беседы. А еще через день Николай позабыл про волейбол – встал утром после своего странного сна с отвратительным настроением, в столовой жевал завтрак с угрюмой физиономией и не обращал внимания на то, что отношения между членами их маленькой компании совершенно переменились.
– Идем играть, – сказал ему Салем после завтрака.
– Куда?
– В волейбол. Ты забыл?
– Ах да… – Николай махнул рукой. – А может, обойдемся сегодня? Настроения нет.
– Я тебе обойдусь! – Парень поднес к носу Краева здоровенный кулак. – Играем. И первую партию выигрываем! Если мне придется тебя поцеловать, я тебе язык откушу.
Пришлось идти играть. И само собой, выложиться на всю катушку и выиграть первую игру – Краева совершенно не прельщала перспектива жить с откушенным языком. И Таня безропотно разделась до пояса, повесила лифчик свой на стойку сетки. Впрочем, к тому времени, когда дошло до увлекательного процесса раздевания, Краев уже не сомневался, что Таня сделает это без затруднений. Потому что девушка изменилась полностью.
Она уже не была больше похожа на правильного барашка. Она вела себя, как нормальный чумник средней степени необузданности.
Что произошло с ней в течение того дня, пока Краев не видел ее? Краев догадывался, что. Теперь Крюгер больше не шептался с Таней интимно на ушко – после каждой выигранной подачи он подходил и целовал ее в губы. Она не возражала. Наоборот, это очень ей нравилось. Она просто сияла и светилась от счастья.
И Диана не возражала. Более того, она пару раз поцеловала Татьяну так страстно, что даже видавший виды Салем покачал бритой головой.
Конечно, они провели весь вчерашний день в постели – Крюгер, Татьяна и Диана. Причем в одной и той же постели. Втроем. Краев готов был в этом поклясться.
В остальном же все шло вполне обычно. Обычно для волейбольной игры, в которой участвуют шесть чумников. Как-то быстро забылось, что Танюшка – не чумник, а самый настоящий баран. Что она не жила восемь лет в чумной зоне, что росла и воспитывалась в самом что ни на есть правильном городе Москве, где люди не пьют и не курят, не ругаются и не обещают дать друг другу в морду. Таня, конечно, не могла сравниться в изощренности выражений с Салемом и Лисенком, лидирующих в сем сложном искусстве. Зато она регулярно обещала выцарапать им глаза или засунуть мяч в какое-нибудь место, совершенно для этого не предназначенное. Кроме того, она перестала бояться. Она уже не воспринимала чумников как угрозу для собственной жизни. Она смотрела на них как на своих друзей – таких, каких никогда прежде у нее не было и быть не могло.
Результатом метаморфоз стало то, что Таня заиграла в полную силу. Для Краева было весьма приятно, что Таня так преобразилась, но вот вымотался он очень быстро. Все-таки он был самым старым в команде. И в то же время не мог он показать свою слабину, сдаться, упасть в глазах Салема и Лизы (в глазах Лизы, конечно, в первую очередь!). Пот лил с него ручьями, ноги подкашивались, а пересохший рот хватал воздух в безуспешных поисках кислорода. Краеву позарез был необходим тайм-аут, но он не мог взять его. Он в очередной раз оказался пленником собственной гордости.
Выручил его Бессонов.
– Браво, браво! – надтреснутый голос и сухие хлопки раздались с дальней скамьи спортзала, когда Таня в очередной раз взлетела над площадкой и поразила цель. – Танечка, разрешите выразить вам мое восхищение. И вот еще что, молодые люди. Разрешите мне украсть у вас Николая Николаевича. К сожалению, не могу сообщить точно, на какой именно срок.
– Как же так? – произнес зловредный гад Крюгер. – Люк, вы хотите украсть не только Николая, но и победу моей команды. Ибо, смею заметить, до победы в этой игре нам осталось всего четыре очка. Мы приложили титанические усилия, чтобы загонять Николая Николаевича до полусмерти и лишить неестественной для его преклонного возраста прыгучести. Если же старичок Коля как следует отдохнет, то он, пожалуй, снова начнет прыгать подобно горному козлу и отыграет все обратно.
– Я очень ценю ваш спортивный азарт, – мягкий тон Бессонова не предполагал ни малейших возражений. – И все же объявляю перерыв по техническим причинам. Пока мы разговариваем с господином Краевым, все вы можете принять душ, погулять на свежем воздухе. В смысле, в коридоре. А вам, господин Шихман, я бы рекомендовал вернуться в свой номер и произвести какие-нибудь действия в целях устранения безобразного беспорядка, который вы там учинили. Я, конечно, ценю авангардистские изыски в искусстве, но использованные презервативы, развешанные на зеркале – устарелый художественный прием. Некий Ричард Андервуд использовал это еще в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году на выставке в Американском Зеленом Зале, штат Нью-Йорк. Публика была в восторге.
Крюгер тяжело вздохнул, Диана не повела и бровью, Таня густо покраснела. Салем ухмыльнулся. Лиза подмигнула Краеву: вот, мол, как люди могут!
Едва последний из компании чумников покинул спортзал, Николай упал на пол и сложил руки на груди.
– Я умираю, – прохрипел он. – Мерзкие дети загнали меня как старого мерина. Пристрели меня, Люк. Похорони меня в Лесной Дыре! Выроешь могилку где-нибудь рядом, хорошо? Я буду приходить к тебе по ночам.
– Ты становишься похож на чумника, – заметил Люк, иронично улыбаясь.
– Я и есть чумник! Всю жизнь я не мог прижиться надолго ни в одном месте, всю жизнь искал подобных себе. И нашел только сейчас – когда прожил уже большую часть своей жизни. Я чумник! И если кто-то скажет, что я не чумник, то он лично получит от меня в морду!
– Что ты скажешь про Таню?
– Она быстро акклиматизировалась в чумной компании. Я с самого начала подозревал, что она – не совсем стандартный баран.
