– У тебя слишком богатое воображение, Коля, – произнес Давила. – Вставай, хватит валяться.
Краев медленно встал, опираясь на стул. Осторожно дотронулся до шеи. Ничего не болело. Только холодок в затылке, да маленькая припухлость под кожей.
– Вот и все, – Жуков поднял свой пистолет. – Инъекция сделана. Не понимаю, чего ты боялся?
До Краева вдруг дошло. В руке Давилы был вовсе не пистолет, а никелированный безыгольный инъектор.
– Сволочь! – завопил он, брызгая слюной. – Ты хоть понимаешь, что ты наделал! Я же говорил тебе – у меня абсолютная непереносимость… Аллергия… Все… Умираю…
Глаза его закатились и он снова свалился на пол, дрыгая руками и ногами.
– Прекрати истерику! – крикнул Давила. – Мужик ты в конце концов, или нет? Ну что ты здесь устраиваешь представление? Все уже давно проверили. Анализ крови у тебя зачем брали? Нет у тебя никакой непереносимости. И аллергии, кстати, тоже никакой нет! К тому же, могу тебя обрадовать – в крови у тебя обнаружили вирус гепатита С. Неприятная штука – ты об этом не знал, но печени твоей грозила большая опасность. Теперь можешь об этом забыть – через три дня в твоем организме не будет никаких вирусов.
– И я стану совершенным россиянином? Живым роботом?
– Придурок, – бросил Жуков. – Знаешь, в чем твоя проблема? У тебя мозги набекрень. Сегодня тебе сделали сканирование мозга – чтобы исключить сотрясение. И знаешь, что выяснилось? Ты страдаешь паранойей. В легкой, правда, форме. И все же это психическое заболевание. Многие гениальные люди были психами, и всех у них были проблемы: они были неуживчивыми людьми, замкнутыми и подозрительными. Они страдали навязчивыми идеями и галлюцинациями. У тебя бывают галлюцинации?
– Нет, – соврал Краев. Только сегодня ночью он имел счастье беседовать со Стариком, которого, как выяснилось позже, в природе не существовало.
– Мы можем подлечить тебя. В наших клиниках паранойя лечится. Давай, а? Хоть человеком себя почувствуешь.
– Я и так чувствую себя человеком! – Краев вскочил на ноги. Чувствовал он себя на удивление хорошо – после пьянки, бессонной ночи, дубины дикого чумника и проклятой прививки. – Все, пойду я! Я не знаю, параноик я или нет, но если пообщаюсь с тобой еще десять минут, с ума сойду точно!
Жуков поднес запястье к губам.
– Потапова сюда, – сказал он в портативную рацию.
Через тридцать секунд в дверях возник знакомый офицер милиции.
– Старший лейтенант Потапов прибыл, господин спецсоветник! – бодро отрапортовал он, отдавая честь.
– Отвезите Николая Николаевича в гостиницу. – Давила пальцем показал на Краева. – Пусть выспится как следует. И дайте ему устройство спецсвязи – если что, пусть свяжется со мной. Объясните, как пользоваться. Пока, Коля. До скорой встречи.
Давила потянулся и зевнул, обнажив широкие желтые зубы.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЧУМА
ГЛАВА 1
СТАРЫЙ КВАРТАЛ
Краев провалялся в постели три дня. Его честно предупредили, что после прививки может подняться температура и появиться недомогание. Предложили даже лечь на это время в больницу – на всякий случай. Краев, естественно, категорически отказался. Мало ли чем его там в больнице напичкают? Впрочем, отказ его быстро потерял смысл, так как Краев вырубился и перестал контролировать ситуацию.
Трудно было сказать, чем было вызвано такое болезненное состояние Николая Краева – может быть, последним и решительным боем, который вели вирусы его организма, обороняясь от наседавших на них антител, а может быть, нервным срывом, вызванным событиями последней недели, и, прежде всего, коварным выстрелом Давилы в шею. Так или иначе, колошматило Краева по полной программе. Своенравная его температура ползла вертикально вверх как неутомимый альпинист – градус за градусом, метр за метром, и, добравшись вместо положенных тридцати восьми градусов аж до сорока одного, остановилась на трехдневный привал. Тело Краева валялось на кровати в совершенно изможденном виде, плавало в собственном поту, и лишь сильная дрожь, периодически пробегавшая по его членам, говорила опытному медицинскому глазу, что пациент еще не прервал свои метаболические процессы, или, выражаясь строго научным термином, не дал дуба. Душа же Краева летала над его раскаленными останками, металась по комнате, пристегнутая к телу чем-то наподобие астральной брезентовой лямки. Душа смотрела сверху на тело с брезгливостью – не нравилась ей эта вяленая тушка, начавшая уже пованивать, совершенно не хотелось возвращаться ей в это убогое перегретое пристанище, столь несовершенное по сравнению с прохладными высотами заоблачного мира. Однако вернуться пришлось. Вероятно, в небесной канцелярии решили, что Краев не исчерпал меру страданий, достаточную, чтобы попасть в рай, в равной же степени совершил недостаточно грехов, чтоб быть помещенным в ад. В связи с такой неопределенностью статуса Краев был оставлен жить и мучиться дальше.
Удивительно, что Краева не перевезли в госпиталь. Очевидно, в состоянии его, несмотря на внешнюю тяжесть, не было ничего необычного, и у медиков, которые приходили полюбоваться на него время от времени, не было сомнений, что он выкарабкается. А может быть, его жизнь уже не представляла особой ценности для российских жителей, достигших совершенства? Трудно сказать. Краев не размышлял об этом, поскольку сознание его было расколото на неровные фрагменты отбойным молотком пульсирующей головной боли. Он не способен был думать, и в этом состоял единственный положительный момент ситуации. Может быть, это и спасло его.
Краев очухался утром на четвертый день. Первое, что он констатировал – то, что он, по-видимому, жив. Во-вторых, он отметил, что достаточно неплохо себя чувствует. В третьих, – и тут Краев снова начал соображать, – у него осталось ощущение, что кто-то пытался атаковать его мозги, чтобы разобрать их на кусочки и переделать по новому образцу. Возможно, ощущение это было навеяно паранойей, но Краев почувствовал себя победителем. Мозги его остались такими же как прежде – может быть, только слегка
