– В шестнадцатый, конечно, – уверенно сказал Краев.
Подальше от Давилы. Подальше.
– В шестнадцатый? – переспросила дамочка едва ли не с ужасом. – Вы уверены? Но ведь шестнадцатый – это же…
– В седьмой! – быстро и громко сказал Краев. – Извините. Оговорился. Конечно, в седьмой.
– Пишите. – Инспектор шваркнула перед Краевым чистый лист бумаги. – Вот вам ручка.
– Что писать-то?
– Ну как что? В Управление Чрезвычайного Эпидемиологического Контроля. Я, Перевозов такой-то сякой-то, прошу перевести меня из четвертого Временного Эпидемического Карантина в седьмой Карантин по личным причинам…
Краев выводил буковки и не знал, радоваться ему или ужасаться. Таинственный Врекар оказался Временным Карантином. Эпидемическим.
Краеву предстояло ехать в чумный город.
ГЛАВА 2
ЧУМНЫЙ ГОРОД
Спецрейс осуществлялся длинной машиной в форме гигантской пятиметровой сосиски зеленого цвета. Краев никогда не видел таких машин в странах западной демократии, равно как и во всех прочих странах. Он даже не мог определить, было ли это механическое творение электрическим, бензиновым или еще каким- нибудь. Единственное, что мог он сказать вполне определенно – то, что передвигалось оно с невероятной скоростью, чему, безусловно способствовала его гастрономическая форма, просчитанная в аэродинамической трубе. Турбулентные потоки воздуха обтекали машину с невыразимым изяществом, как бы говоря: вот это вещь, достойная обтекания, облизывания, и даже поглощения…
Короче говоря, зеленая сосиска мчалась по необъятным просторам Родины, а внутри нее находился Николай Краев и думал о всякой чуши. Играл словами так и сяк, подкидывал их, как мячики для пинг-понга, составлял из них хитроумные комбинации, разрезая на приставки, корни и суффиксы и склеивал снова, получая что-то вообще уж хитроумное, но в то же время изысканно многослойное – нечто среднее между постмодернизмом и тортом 'Наполеон'. Краев любил играть словами. При всей своей внешней молчаливости он был настоящим виртуозом в области прикладной лексики и даже фонетики. Когда-то он применил свой талант на деле, создав одну передачу, а затем три книги. Эти три книги, как выяснилось позже, оказали огромное влияние на судьбу России, переставив ее на рельсы непостижимо быстрого развития, технологизированного во всем, включая процесс настройки человеческих душ. Теперь Краев пожинал отдаленные плоды своего труда, несясь на неизвестной ему машине в неизвестном направлении.
Снаружи удивительная машина не имела окон, но изнутри, как водится, имелись экраны, вмонтированные в стены. Часть из них гоняла все тот же осточертевший 'Телерос', остальные заменяли окна и показывали вид снаружи. Вид, впрочем, был неинтересным. Сверхскоростная трасса, по которой пулей летел наш герой, была ограничена с обеих сторон высокими бетонными стенами, бесконечными как искусственные Кордильеры. Поэтому в течение часа Краев скучал и, как было сказано, играл словами. Когда он уже устал от внутреннего словоблудия и пришел к выводу, что оно является умственным эквивалентом рукоблудия наружного, машина совершила остановку и посадила сразу двух пассажиров.
Пассажиры оказались крепенькими мужичками среднего возраста – слегка поддатыми и веселыми. Они с удовольствием плюхнулись в кресла, запрыгали задницами на упругих сиденьях, как дети. 'Домой, Савелий?' – заорал один. 'Домой, Василий! – воскликнул другой, бородатый. – Домой, на зону!' Потом они хором исполнили куплет странной песни, в которой присутствовали словосочетания 'Прощай, страна Барания' и 'Так здравствуй, мама-зона, чумная вольница моя'.
Краев сидел с открытым ртом. Мужички произвели на него неизгладимое впечатление.
– Ребята, вы – чумники? – спросил он.
– А что, по твоему, мы на баранов похожи? – заржал тот, кого назвали Василием.
– Нет, вроде бы, – неуверенно произнес Краев.
– Ну так значит, мы – чумники! А ты чего такие вопросы задаешь? – Василий посмотрел озадаченно. – Сам-то не чумник, что ли?
– Чумник я, – сказал Краев с удовольствием. – Самый что ни на есть чумовой. Только я из другого Врекара. Мы такую кликуху не применяем – бараны. Вы кого так называете?
– Этих… – Бородатый Савелий махнул рукой. – Правильных. Иммунных. Неагрессивных и перевоспитанных. То есть всех, кто не чумники.
– Значит, есть чумники и есть бараны?
– Ага. – Вася снова загоготал. – Они бараны, а мы – чумники. Они – хорошие и добрые. Неагрессивные. Мы – бяки, злые, но веселые. А у вас что, не так? Ты с какой зоны?
– С четвертой.
– А, вот оно что! – Василий понятливо качнул головой. – 'Четверка' ведь строгого режима?
– Да, – уверенно сказал Краев.
– Говорят, у вас там дисциплина? Кого-то даже перевоспитать удалось?
– Да уж… – Краев тяжело вздохнул. – Совсем прижали. Менты поганые вздохнуть не дают.
– Ну ты загнул! – хохотнул Савелий. – Откуда ж на зоне менты?! Они ж там сдохнут! Зона – не тюрьма! Зона – это карантин. На зоне только чумовые!
– Шучу, – дал обратный ход Николай.
– Ну ладно! Добро пожаловать на 'Семерку'! – Вася протянул большую руку, изготовленную природой на манер деревянной лопаты. – У нас – Врекар общего режима. Вольняшка! Уколы делают только раз в два
